– Айгуль, ты приглашай всех и, как будете готовы, вызовешь меня.

Она вошла в кабинет, закрыла за собой дверь, а Айгуль, быстро встав из-за стола, указала на место за столом с адвокатом, где следует разместить подсудимую, и побежала к выходу из зала. Даша подкатила кресло с Хилер к Корчагиной, и они стали о чем-то перешептываться. Двое сотрудников УФСИН сели на стулья в первом ряду поближе к арестованной. Через несколько минут в зал вошла группа людей, часть которых Архангельский видел при входе в сельсовет. Кроме того, с ними было и человек пять детей на вид от двенадцати до пятнадцати лет. Одну женщину средних лет и пожилого, с трудом передвигавшегося с клюшкой мужчину Айгуль провела вперед и усадила в центре на стульях первого ряда. «Сестра потерпевшего и свидетель», – подумал Максим. Остальной публике Айгуль предложила рассаживаться по желанию. Свободных мест в помещении не осталось, и некоторые даже решили стоять у стены за стульями последнего ряда. Казалось, они считали, будто им повезло, что они могли тут хотя бы стоять.

Дело заинтересовало многих в округе, все сгорали от нетерпения, когда же начнется суд. В местном обществе много говорили, предполагали, восклицали уже несколько месяцев. На лицах слушателей читалось жадное, мучительное любопытство. Кто-то из них стоял за пенсионерку-инвалида и за ее оправдание, проникшись состраданием к односельчанке и ее возрасту. Но Максим видел в зале и строгие, нахмуренные, озлобленные лица, которые были настроены категорически против подсудимой. Многие до суда даже горячо ссорились между собой из-за разности взглядов. Однако некоторые посетители были веселы от происходящего и безучастны к судьбе обвиняемой, но никак не к самому делу. Всех занимал его исход.

Максим посмотрел на виновницу собрания. Ее вид производил не самое приятное впечатление. Когда с нее сняли куртку, она осталась сидеть, насупившись, в большом сером шерстяном платке, который покрывал почти всю ее с головой. Из-под платка были видны только ее недовольное заскорузлое лицо и высунутые иссохшие руки, которые она положила на стол, сцепив скрюченными длинными пальцами. Лицо ее было очень бледного цвета, худым и изрезанным множественными морщинами, выдающими преклонные годы. Особенно выделялись складки между сдвинутых бровей, говорящие о явном неодобрении происходящего. Уголки ее тонких губ, плотно стиснутых под длинным острым носом, были недоброжелательно опущены вниз. Заметив на себе взгляд прокурора, она молниеносно повернула голову от публики на него и сощурила глаза. Архангельский невольно отвернулся в сторону секретаря, испытав исступленное чувство неприязни.

Айгуль, окинув зал внимательным взглядом и убедившись, что все готово к началу, выдохнула и быстрым шагом направилась к двери, за которой ожидала Раиса Рахадимовна.

– Прошу всех встать! Суд идет, – громко скомандовала Айгуль.

Весь зал, за исключением подсудимой, почтенно поднялся со своих мест и замер в молчании. Вошла судья в длинной черной мантии и села на свое место за большим столом.

– Здравствуйте! – обратилась она к залу. – Прошу садиться.

Все покорно заняли места, кроме тех, кто наблюдал происходящее, стоя у дальней стены.

Судья надела очки и раскрыла перед собой один из разложенных на столе томов. Она заговорила медленно, не поднимая глаз от материалов дела:

– Судебное заседание объявляется открытым. Рассматривается уголовное дело в отношении Хилер Агаты Никаноровны, 23 июня 1947 года рождения, обвиняемой в совершении преступления, предусмотренного частью 1 статьи 105 Уголовного кодекса Российской Федерации.

Айгуль объявила, что в судебное заседание явились: подсудимая, ее защитник, государственный обвинитель, потерпевшая и свидетель, а также доложила о неявке еще одного свидетеля. По правилам закона судья потребовала свидетеля удалиться из зала до начала его допроса, а также попросила вывести детей, нахождение тут которых, по ее мнению, было излишним.

Затем она разъяснила, что с учетом состояния здоровья подсудимой ей разрешено давать показания сидя. Хилер нехотя ответила на поставленные ей вопросы, касающиеся биографических данных ее личности. Была установлена также и личность потерпевшей, которая приехала из города представлять интересы погибшего брата.

Потом было предоставлено слово государственному обвинителю, и Архангельский подробно изложил предъявленное обвинение, суть которого состояла в том, что 7 июля 2018 года между 4 и 5 утра из личных неприязненных отношений Хилер умышленно лишила жизни Вяземского Сергея Ивановича, утопив его в реке Конной на берегу села Марфино.

– Агата Никаноровна, прокурор сейчас озвучил, в чем вы обвиняетесь, – обратилась к подсудимой Раиса Рахадимовна. – Вы признаете себя виновной в совершении преступления?

Скрестив руки на груди, Хилер отвернулась от судьи и обратила взгляд в глубь зала, где царила тишина. Немного помолчав, она ответила своим глухим низким голосом:

– Ничего я не признаю. Сдался он мне. Не трогала я его!

Корчагина добавила, что показания по существу дела Хилер будет давать после исследования судом всех доказательств.

Судебное следствие началось с допроса сестры потерпевшего, Вяземской Людмилы Ивановны, которая была филологом и преподавала в университете. Смиренно отвечая на все поставленные ей вопросы без лишних подробностей, она, однако, достаточно емко и красноречиво рассказала об особенностях личности покойного брата. Максим видел, как Людмила Ивановна, отвечая, обращалась к воспоминаниям, от которых прерывала речь, ее губы дрожали, а по щекам скатывались слезы. С момента гибели брата прошло три месяца, и она кое-как начала свыкаться с мыслью о том, что его больше нет, а тут ее вынудили снова участвовать в экскурсии по темным уголкам памяти.

Чувствовалось, что потерпевшая гордилась братом. Она рассказала, что Сергей Иванович был добрым человеком, хотя и немного циничным, никогда не стеснявшимся высказать мнение, даже если оно могло задеть моральный аспект адресата. В целом он любил людей, но когда они, по его убеждению, вели себя безнравственно, совершали некорректные поступки, переходя грани дозволенного, он не демонстрировал снисхождений и открыто подвергал критике всех, невзирая на социальный статус и прочие характеристики. Сестра порой одергивала его, пытаясь убедить в неуместности высказываемых замечаний, но он осекал ее, апеллируя к тому, что всегда выкладывает, о чем думает, и не намеревается умалчивать о несправедливостях. С ранних лет такая прямолинейность часто приводила Вяземского в неприятные ситуации, что, однако, его никогда не останавливало, а, скорее наоборот, аффектированно раззадоривало импульсивный пыл и строило ему скандальную репутацию.

Профессия журналиста сама выбрала его еще в детстве и уже тогда предопределила выбор братом специального образования. Отец сначала хотел, чтобы сын продолжил медицинское дело семейной династии по его линии, но как в школьные годы, так и в студенческую бытность Сергей активно участвовал в массово-информационной деятельности, бесперебойно обеспечивая вокруг себя взаимодействие всех и вся в различных общественных сферах. Все свободное время он посвящал факультативной работе то над школьной газетой, то над вестником студенческого обозревателя, интервьюировал интересных, на его взгляд, личностей, деятельность которых так или иначе фигурировала в массовой коммуникации окружающей его жизни. Отец быстро перестал сопротивляться нежеланию сына искать себя в медицине, а мать, всю жизнь проработавшая школьным учителем литературы, только потворствовала его творческим изысканиям, с восхищением наблюдая, как ловко сын задает неудобные вопросы, зрящие в самый корень проблем современности, и освещает тайные стороны актуальной общественно-значимой информации.