– Долго сидели?

– Да как сел, так вот сразу и этих увидал. Полкан еще выть начал из дома опять. Он со мной отказался курить идти.

– Вы нам сказали, что Хилер сидела на спине у мужчины. Вы уверены, что это была подсудимая?

– Товарищ прокурор, я хоть и в годах, но рассудка не лишился покамест. Хотя, знаете ли, давеча, когда эту картину узрел, тогда подумал, что уж и лишился.

По залу пронеслись редкие смешки. Архангельский окинул публику серьезным взглядом, и все снова замолчали. Прохоров продолжил:

– Но любезнейшую Агату Никаноровну я за версту узнаю. Всю жизнь соседствуем. Точно вам говорю, она это была. Тем паче они прямо в сажени от меня были за палисадником.

– В сажени – это сколько?

– Ну, известно сколько – три аршина.

– Не могли бы вы в метры перевести? Нам бы для протокола современную метрическую систему.

– Так пару метров, чтобы не соврать. Ну, может, три, в крайнем случае.

– Хорошо, спасибо. А мужчину вы хорошо рассмотрели? Вам известно, кем он являлся?

– Нет. Мужика не знаю. Не видал никогда.

Архангельский молча постукивал по столу ручкой и смотрел на Прохорова. Тот молча смотрел на него. Максим поднялся и обратился к судье:

– Ваша честь, я прошу изменить порядок исследования доказательств и в присутствии свидетеля исследовать имеющийся в материалах дела протокол предъявления Прохорову лица для опознания по фотографии от девятого июля, содержащийся во втором томе на листах пять-девять.

Не получив возражений от защиты, судья удовлетворила ходатайство государственного обвинителя, и Максим огласил содержание документа, из которого следовало, что Прохорову с целью опознания мужчины, о котором он упоминал в своих показаниях, показали фотоснимок с изображением последнего одновременно с еще двумя снимками, отображавшими портреты других мужчин. В протоколе была запись о том, что Анатолий Семенович указал на Вяземского и пояснил, что видел именно его, о чем уверенно утверждает, судя по его тучному сложению, круглому лицу, темным кудрявым волосам на голове, очень густым бровям и большому носу. Архангельский предъявил протокол на обозрение Прохорову, и тот, ударив себя по лбу ладонью, вспомнил, что все было действительно именно так, и подтвердил изложенные обстоятельства.

Кроме того, по просьбе прокурора Прохоров на удивление точно описал суду одежду, в которой он видел Вяземского в то утро. Описание совпало с данными протокола осмотра места происшествия и фототаблицы, содержавших аналогичное описание одежды, в которой был обнаружен труп.

– А, это, че хотел сказать-то еще, – добавил свидетель, повернувшись к Архангельскому. – Хорошо, про одежду спросили. Этот, когда мимо меня проходил, с одежды его вода стекала или что другое жидкое. Одежка будто мокрая была, и следы на земле мокрые оставались. Да, он, когда ступал, башмаки еще хлюпали у него.

– Следователю вы этого не говорили?

– Не говорил, кажется. Да он и не спрашивал.

– В каком направлении он шел, еще раз скажите нам, пожалуйста?

– Так это, дальше по Васильковой понес ее. Они шли от речки с конца улицы в сторону дома Агаты Никаноровны. Он прямо через дом от моего, на той стороне улицы. Стало быть, там она его и погубила.

Корчагина вскочила из-за стола:

– Протестую, ваша честь! Свидетель может говорить лишь о том, что ему известно наверняка. У него нет права предполагать.

– Протест принят, – отреагировала судья. – Анатолий Семенович, не надо давать в судебном процессе оценочных суждений. Иван Андреевич, – она повернула голову к Архангельскому, – продолжайте.

– Спасибо, Анатолий Семенович, – закончил Максим. – У обвинения пока нет вопросов.

– Защита, – сказала Раиса Рахадимовна, – ваши вопросы к свидетелю?

Корчагина выпрямила спину и взяла ручку.

– Анатолий Семенович, вы на вопрос судьи в самом начале чертыхнулись, когда вас спросили про знакомство с Агатой Никаноровной. Скажите честно, вы испытываете к подсудимой личную неприязнь?

– Так как же не испытывать и не чертыхаться? У меня в огороде все погибло ведь, вся зелень выгорела, малина какая была – испортилась. И персик не цветет опять. Ваша честь, вот такие персики были, с кулак!

– Позвольте, позвольте, – удивленно выпучила глаза Корчагина. – А при чем тут, собственно, Агата Никаноровна?

– А она знает, при чем. Вы вон Ильиничну спросите, она вам скажет.

– Кто такая Ильинична?

– Соседка ее. У них забор один. – Прохоров внезапно стал очень рассерженным. – У той вообще земля серой стала в огороде, ничего расти не стало. Я когда Ильиничне пожаловался, она мне сразу сказала, что это, дескать, дело рук Хилер. Она там у себя в хате, не знаю, чего делает, и у соседей весь урожай гибнет.

В зале поднялся гул, все стали поддакивать и кивать головами с сердитыми лицами.

– Тише-тише! – подняла голос Раиса Рахадимовна. – Не нарушаем регламент заседания!

– Анатолий Семенович, – продолжила допрос Корчагина, – вы алкоголь употребляете?

– Ваша честь, – вмешался Архангельский, – я прошу снять вопрос, он не имеет отношения к существу исследуемых обстоятельств преступления.

– Ну почему же не имеет отношения, – спокойно возразила Корчагина. – Защита хочет выяснить, нет ли обстоятельств, повлиявших на восприятие допрашиваемым событий происшествия.

Раиса Рахадимвона слегка кивнула головой и посмотрела на Прохорова:

– Свидетель, ответьте на вопрос адвоката.

– Ну кто же не употребляет?.. Коньячком пользуюсь иной раз.

– В тот вечер вы отмечали свой день рождения. Пользовались, должно быть?

– Дурное дело не хитрое. Отмечали, выпивали.

– Сколько выпили, навскидочку?

– Ну… Две бутылочки коньячку с сыном за вечер осушили-с.

– А потом, когда гости уехали, сами не употребляли-с?

Прохоров переступил с ноги на ногу и поправил лежавшую на трибуне клюшку.

– Когда уснуть не мог под утро, опрокинул еще рюмаху.

– А потом еще одну?

– А потом еще одну…

Архангельский прикрыл глаза рукой. Он пожалел, что до этого завел речь о дне рождения Прохорова.

– Но только одну! – увидев его краем глаза, добавил свидетель. – Вот две всего под утро, и вот вам крест, больше все!

– Так, может быть, и не было никакой Агаты Никаноровны-то? Может, рыбак мокрый мешок с рыбой тащил? А вам спросонья и почудилось.

– Э, нет, дочка, – обиженно возмутился Прохоров. – Ты уж из меня пьяницу под белочкой-то не строй! Что видел, то и говорю.

– Поняяятно, – протянула Корчагина, подняв брови. – Вот вы пьете, сказительством занимаетесь. Фантазируете себе, что подсудимая вам ягоды портит, на мужиках катается, а невиновный человек может в острог отправиться после ваших домыслов.