– Ничему и не надо учиться. Вспомните нашупервую прогулку в парке – природа сама творит ритм, соответствующий каждомумгновению.

– И любить меня тоже никто не учил. Но ялюбила Господа, любила своего мужа, сейчас люблю сына и родителей. И все равно– чего-то недостает. И хотя я устаю после танца, но, остановившись, чувствую,как на меня снисходит благодать – я впадаю в глубокий экстаз. Я хотела, чтобыэто состояние продолжалось весь день. И чтобы оно помогло мне обрестинедостающее – любовь мужчины. В танце я могу видеть его сердце, хоть и не всилах различить его лицо. Я ощущаю его близость и потому должна бытьвнимательна: я хочу танцевать утром, чтобы в течение всего дня не пропуститьничего из происходящего вокруг.

– А вы знаете, что означает слово «экстаз»?Это слово греческое и буквально переводится так: «выйти из самого себя». Целыйдень провести в таком состоянии – это чересчур и для тела, и для души.

– Я все же попытаюсь.

Убедившись, что мне ее не переубедить, ясделал копию записи. И с тех пор, ежедневно просыпаясь от доносившихся сверхугрохота музыки и звука ее шагов, я спрашивал себя, как ей удается работать вбанке после того, как она целый час провела в трансе? Как-то раз, повстречав еев подъезде, я предложил выпить кофе. Афина сообщила мне, что размножила запись,и теперь многие ее сослуживцы тоже ищут Вершину.

– Может быть, я зря это сделала? Это – тайна?

Да нет, разумеется. Скорее наоборот – онапомогала мне сохранять почти пресекшуюся традицию. В заметках моего деда янашел упоминание о какой-то женщине: та рассказывала об одном монахе, которыйуверял, что в нас присутствуют все наши предки и бесчисленные поколенияпотомков. Освобождаясь, мы тем самым освобождаем и человечество.

– И, значит, все жители того сибирскогогородка должны быть рады. И просто – должны быть. Их труд благодаря вашему дедувозрождается в этом мире. Но вот что меня занимает: почему вы решили начатьтанцевать, прочитав эти странички? А если бы в них речь шла о спорте, то решилибы стать футболистом?

Меня никогда еще не спрашивали об этом.

– Дело в том, что я в ту пору был болен.Какая-то редкая разновидность артрита. Врачи сказали, что годам к тридцати пятия буду прикован к инвалидному креслу. Времени впереди оставалось мало, вот я ирешил тогда посвятить себя тому, что впредь будет для меня недоступно. А дед наэтом клочке бумаги записал, что обитатели Дедова верили в целебные свойстватранса.

– И, судя по всему, оказались правы.

Я ничего ей не ответил, хотя не разделял ееубежденности. Быть может, ошиблись врачи, вынося мне свой приговор. Быть может,сознание того, что юный эмигрант не может позволить себе роскошь болеть,оказало столь могучее воздействие на мое бессознательное, что вызвалоестественную реакцию организма. А быть может, все-таки случилось чудо,опровергающее мою присущую доброму католику убежденность в том, что танцы неисцеляют.

Я вспоминаю, как в отрочестве, не найдямузыки, которая отвечала бы душевному настроению, я натягивал на голову черныйкапюшон и, представляя, что мира вокруг меня не существует, переносился мысленнов Дедов, ко всем этим людям, к моему деду и его возлюбленной-актрисе. Вобступавшем меня безмолвии я просил их научить меня танцу, вывести заположенные мне границы, ибо в самом скором времени мне будет грозить паралич.Чем больше двигалось мое тело, тем отчетливей видел я свет, исходящий из моегосердца, и тем большему я учился – то ли у самого себя, то ли у теней прошлого.Я даже овладел способностью слышать музыку, звучавшую на их ритуалах, и когдамного лет спустя кто-то из моих приятелей побывал в Сибири, я попросил егопривезти несколько дисков и, к неописуемому своему изумлению, услышал на одномиз них музыку, много лет назад воображенную мной.

Но Афине я решил об этом не рассказывать – онапоказалась мне человеком очень впечатлительным, внушаемым и неуравновешенным.

Незадолго до ее поездки на Ближний Восток унас с нею состоялся еще один разговор: тогда она была счастлива и умиротворена,и как будто обрела желаемое – любовь.

– Мои коллеги создали группу и называют себя«Паломники Вершины». Все это благодаря вашему деду.

– Благодаря вам – вы испытали потребностьразделить это знание с другими. Я слышал, что вы собираетесь уезжать, и хочупоблагодарить вас за то, что сумели придать новый масштаб тому, что я делал напротяжении многих лет, пытаясь рассеять этот свет среди немногихзаинтересовавшихся им людей. Но делал я это робко, ибо опасался, что людисочтут всю эту историю полной чушью.

– А знаете, что я обнаружила? Экстаз – этоспособ выйти из себя, но танец – это возможность подняться в Космос. Открытьновые измерения, при этом не нарушая контакта с собственным телом. Благодарятанцу мир духовный и мир реальный способны сосуществовать. Мне кажется, чтобалерины стоят на пуантах потому, что одновременно прикасаются к земле идостигают небес.

Насколько я помню, это были последние словаАфины. Во время танца, которому мы предавались с ликованием, мозг теряет своюконтролирующую силу и бразды правления над телом у него перехватывает сердце.Лишь в такие мгновения появляется Вершина.

Если веришь в нее, разумеется.

Я принял Афину на работу исключительно потому,что ее отец был одним из самых уважаемых клиентов нашего банка, – в конце концов,не зря же говорится, что рука руку моет. Она показалась мне человеком горячим ивспыльчивым, и я поставил ее на чисто канцелярскую должность, требующую совсеминых черт характера, ибо втайне надеялся – Афина вскоре уволится, а я с чистойсовестью смогу сказать ее отцу, что вот, мол, пытался ей помочь да не вышло.

Мой опыт руководителя научил меня распознаватьдушевное состояние подчиненных, даже если те не произносят ни слова. Из курсалекций по менеджменту я усвоил: хочешь избавиться от подчиненного – любымспособом сделай так, чтобы он сорвался и нагрубил тебе, и тогда получишьзаконный предлог для увольнения.