Она поудобнее устраивала сына в коляске. Явидел – она не хочет отвечать. И настаивал на своем, ибо знал: когда устазатворены, должно быть произнесено нечто очень важное.

Совершенно невозмутимо и так, словно молчаниенеизменно должно было сначала согреть требования, предъявляемые ей жизнью,Афина рассказала мне о том, как священник – быть может, ее единственный друг –отказал ей в причастии. И о том, как в этот миг с ее уст сорвалось проклятие.Она порвала с католической церковью.

– Святой – это тот, кто умеет возвеличить своюжизнь, – объяснил я. – Достаточно понять, что все мы находимся здесь по некоейпричине, и тогда достаточно будет вести себя в соответствии с нею. Тогда можносмеяться над большими или малыми страданиями и двигаться вперед без страха,осознавая, что каждый шаг исполнен смысла. Мы можем довериться свету, которыйисточает Вершина.

– Что такое «Вершина»? В геометрии такназывают высшую точку треугольника.

– Не только в геометрии. Это – верхушка, пик,кульминация. Это – рубеж для всех тех, кто, заблуждаясь, как свойственнокаждому человеку, не теряют из виду свет, исходящий из сердца. Этим искусствоммы и пытаемся овладеть, собираясь на наши ритуалы. Вершина скрыта внутри нас, идостичь ее мы сможем, если признаем ее и если сумеем различить ее свет.

Я объяснил, что танец, который она видела уменя в квартире накануне (в то время нас было десятеро в возрасте от 19 до 65лет), назван мною «поиск Вершины». Афина спросила о происхождении этогоназвания.

И я рассказал, что вскоре после окончанияВторой мировой войны кое-кому из моей родни удалось ускользнуть откоммунистического режима, устанавливающеюся в Польше, и перебраться в Англию.По слухам, в этой стране особенно ценились произведения искусства и старинныекниги – их-то и надо было везти с собой.

Картины и статуэтки сразу же были проданы, акниги пылились в дальнем углу. Потом я учился по ним читать, ибо моя мать нехотела, чтобы я забыл родной язык. В один прекрасный день между страницамикниги Томаса Мальтуса я обнаружил два листка бумаги, исписанных рукой моегодеда, погибшего в концлагере. Стал читать, думая, что это – распоряжения насчетимущества или послание какой-нибудь тайной возлюбленной (в семье жила легенда отом, что в России дед в кого-то влюбился).

На самом деле это был отчет о его жизни вСибири после революции. Там, в маленьком городке Дедов (найти этот городок накарте не удалось – либо его название было намеренно изменено, либо он исчез входе сталинских депортаций. – Прим. ред.) он влюбился в одну актрису. По словамдеда, она входила в некую секту, члены которой считали определенный вид танцасредством спасения от всех бед, ибо он позволял вступать в контакт со «светомВершины».

Опасаясь, что традиция может пресечься,поскольку жителей городка должны были переселить в другое место (Дедов граничилсо строящимся полигоном для испытаний ядерного оружия), актриса и ее друзьяпопросили деда записать все, что он узнал. Он так и сделал, но, вероятно, непридал этому особого значения, ибо спрятал листки в книгу, где я их и обнаружилмного лет спустя.

На этом месте Афина перебила меня:

– Но танец нельзя описать словами! Его можнотолько исполнить.

– Совершенно верно. Да и в записях былосказано лишь, что надо танцевать до изнеможения, уподобляясь альпинистам,совершающим восхождение на вершину. Танцевать до тех пор, пока не начнешьзадыхаться, и тогда организм будет получать и потреблять количество кислорода,к которому не привык. Это приведет к потере ощущений пространства и времени и кутрате собственной личности. Танцевать под ритмичный звук барабана, повторяяэто ежедневно, и осознать, что в определенный момент глаза начинают закрыватьсясами собой и мы различаем исходящий из нас свет, который отвечает на нашивопросы и высвобождает скрытое в нас могущество…

– И ваши тоже?

Вместо ответа я предложил ей присоединиться кнашей группе, тем более что Виорель прекрасно засыпал при любом шуме. И наследующий день, в условленный час Афина пришла ко мне. Я представил ееостальным как соседку; никто ни о чем не спрашивал ее и не рассказывал о себе.Когда пришло время, я включил музыку, и мы начали танцевать.

Сначала Афина присоединилась к нам, продолжаядержать сына на руках, но вскоре он уснул, и тогда она положила его на диван.Прежде чем закрыть глаза и впасть в транс, я увидел, что она постигла путь кВершине.

И с тех пор она ежедневно, кроме воскресений,появлялась у меня. Я ставил музыку, которую один мой друг вывез из русскихстепей, и мы принимались танцевать в буквальном смысле – до упаду. Через месяцона попросила у меня запись.

– Я хочу делать это по утрам, перед тем, какотвести сына к моей матери и отправиться на работу.

– Мне кажется, – возразил я, – что люди,связанные между собой одной энергией, создают некую особую ауру и помогают всеми каждому впасть в транс. А кроме того, если заниматься этим перед работой, тонадо быть готовой к увольнению, потому что весь день вы будете утомлены допредела.

Подумав немного, она отвечала так:

– Вы правы в том, что касается коллективнойэнергии. Я вижу, что в вашей группе – пять супружеских пар, включая вас сженой, и все они обрели любовь. И потому могут разделить эту позитивную энергиюсо мной. Но я-то – одна. Вернее, я – с сыном, но он пока еще не в силахвыразить свою любовь в доступной нашему пониманию форме. И я предпочитаюпринять свое одиночество: если попытаюсь бежать от него, то никогда больше невстречу достойного партнера. Если же не противиться ему, то, быть может,что-нибудь переменится. Я уже могла убедиться, что, когда стараешься бороться содиночеством, оно становится только крепче, зато слабеет, когда мы попросту незамечаем его.

– Вы пришли к нам в поисках любви?

– Что ж, это достойная причина, но я отвечаю:«Нет». Не за любовью. Я ищу смысла моей жизни, который пока сводится к заботамо сыне. И я опасаюсь, что это способно будет погубить его – либо чрезмерной имелочной опекой, либо тем, что я буду проецировать на него собственныенесбывшиеся ожидания, нереализованные мечты. Как-то на днях, во время танца, япочувствовала, что выздоровела. Если бы дело касалось физического самочувствия,это можно было бы назвать чудом. Но это было из сферы духовного – как если бычто-то, тревожившее меня, вдруг исчезло.

Я знал, о чем она говорит.

– Меня ведь никто не учил танцевать под этумузыку, – продолжала она. – Но у меня такое чувство, вернее – предчувствие,будто я знаю, что делаю.