Он сидел за столом, ожидая меня. Я увидела его прямо отдверей, хотя передо мной маячил метрдотель. Без разницы – я наслаждаласьзрелищем. У Жан-Клода волосы черные и вьющиеся, но что-то он с ними сделал, иони стали тонкими и прямыми, спадали на плечи, слегка завиваясь на концах. Лицоего казалось еще тоньше, как самый деликатный фарфор. Он был не красив –прекрасен. Не знаю точно, что спасало его лицо от некоторого оттенкаженственности – что-то такое в линии щеки, в изгибе челюсти, но его нельзя былопринять ни за кого другого, кроме как за мужчину. Одет он был во что-тоярко-синее – такого цвета я на нем еще не видела. Короткий пиджак из блестящейпочти как металл ткани, с кружевными аппликациями в форме цветов. Сорочка, какобычно, с кружевами в стиле семнадцатого века, но сегодня она была сочноготемно-синего цвета, до самого пышного высокого воротника, обрамляющего лицо;кружева выплескивались и из рукавов, прикрывая верхнюю часть изящных белых кистей.

В руке он держал пустой бокал, вертя его ножку в пальцах иглядя, как преломляется в хрустале свет. Он не мог выпить больше глотка вина зараз и очень об этом печалился.

Метрдотель подвел меня к нему. Жан-Клод поднял на меняглаза, и при виде его лица у меня стеснилось в груди, вдруг стало труднодышать. Глаза Жан-Клода из-за синих кругов под ними стали еще синее, уже нецвета полночного неба, а кобальтовые, как хороший сапфир. Но никакой камень немог содержать в себе столько разума, темного знания. Приближаясь к нему, язадрожала под его взглядом. Не от холода, не от стpaxa – от предвкушения.

Идти на каблуках да еще в платье с боковыми разрезами – этоискусство. Походка должна быть размашистой и расслабленной, с покачиваниембедер, иначе платье запутается в ногах и подвернувшийся каблук свихнет лодыжку.Идти надо так, будто знаешь, что в этом наряде у тебя потрясающий вид и иногобыть не может. Усомнишься в себе, потеряешь на миг уверенность – тут жегрохнешься на пол и превратишься в тыкву.

Многo лет я не умела носить каблуки и вечерние платья.Жан-Клод за месяц научил меня тому, чему мачеха не могла за двадцать лет.

Он встал, и я не возражала, хотя однажды когда-то испохабиласвидание, вставая каждый раз, когда он вставал из-за других девушек за нашимстолом. Во-первых, я с тех пор помягчела, во-вторых, так мне был виден весь егонаряд.

Штаны были из черного полотна, гладко прилегающие,настолько, что было понятно – под ними ничего, кроме его самого. Черные сапогидо колен из похожей на креп кожи, морщинистой и нежной.

Он скользнул ко мне, и я стояла, глядя, как он идет. Я всееще наполовину боялась его. Боялась того, как сильно я его хочу. Как кролик,пойманный фарами машины, застывший в ожидании смерти. Но разве у кролика такколотится сердце, все сильнее и сильнее? Разве душит его собственное дыхание вгорле? Окатывает ли его восторг страха, или просто приходит смерть?

Жан-Клод обнял меня, притянул к себе. Бледные руки,скользнувшие по моим обнаженным плечам, были теплы. Он питался сегодня, одолжилчье-то тепло. Но его отдали добровольно, даже охотно. Принц Города никогда невыпрашивает доноров. Кровь – почти единственная телесная жидкость, которой мыне обменивались.

Я запустила руки под шелк его сорочки, под пиджак. Я хотеларастаять всем телом от его краденого тепла. Хотела провести руками пошероховатому полотну, столь контрастному гладкому шелку. Жан-Клод – он весь,даже его одежда, – это всегда праздник чувственности.

Он нежно поцеловал мои губы – мы уже знали, что помадамажется. Потом он наклонил мне голову набок, его дыхание коснулось моего лица,далее шеи – как струйка огня до коже. И он произнес прямо над моим бьющимся нашее пульсом:

– Ты сегодня прекрасна, mа petite.

И нежно прижался ко мне губами. Я судорожно выдохнула иотодвинулась.

Таково было приветствие у вампиров – легкий поцелуй в пульсна шее. Жест, принятый лишь среди самых близких друзей. Знак огромного доверияи нежности. Отклонить его – значит показать, что ты очень злишься или недоверяешь. Мне все еще казалось, что это приветствие слишком интимно дляобщественного места, но я видела, как Жан-Клод приветствует так других и каквозникают драки из-за отказа. Древний жест, уходящий корнями в обычай. Сейчасон превращался в щегольское приветствие у эстрадников и прочей подобной публики.По-моему, все же лучше, чем целовать воздух возле лица.

Метрдотель держал мой стул. Я махнула ему рукой, что ненадо. Это был не феминизм, просто недостаток грациозности. Мне никогда неудавалось придвинуться к столу так, чтобы стул не въехал мне по ногам или чтобыне оказаться так далеко от стола, что потом приходилось подтаскивать стулсамой. Так что черт с ним, как-нибудь сама справлюсь.

Жан-Клод смотрел, как я воюю с креслом, улыбался, но непытался помочь. В этом я его все же переломала. Он грациозно занял свое место.У него франтоватые движения, и он ловок, как кошка. Даже в минуты отдыхаощущалось присутствие мышц под кожей, чего-то абсолютно мужского. Раньше ядумала, что это вампирская иллюзия, но нет, это был он.

Такой он был.

Я покачала головой.

– Что случилось, mа petite?

– Я чувствовала себя Золушкой на балу, пока тебя неувидела. Теперь я как одна из злых сестер.

Он добродушно сказал:

– Ма petite, ты прекрасна и знаешь это. Должен ли ятешить твое тщеславие, повторяя эти слова?

– Я не напрашивалась на комплимент. – Поглядев нанего, я снова покачала головой: – Ты сегодня потрясающе выглядишь.

Он улыбнулся, склонив голову набок, волосы упали вперед.

– Merci, та petite.

– А волосы ты развил перманентом? – спросилая. – Выглядят великолепно, – поспешно добавила я, и так оно и было,но все же я надеялась, что это не перманент. Мне нравились его кудри.

– Если бы так, что бы ты сказала?

– Если бы так, мог бы просто ответить «да». А ты менядразнишь.

– Ты бы горевала, если бы моих кудрей не стало? –спросил он.

– Я бы могла сделать для тебя то же самое.

Он сделал страшные глаза, изображая ужас.

– Только не твою корону, mа petite, mon Dieu[2]! –Он надо мной смеялся, но я к этому привыкла.

– Ни за что не подумала бы, что ты сможешь втиснуться втакие облегающие штаны.

Он улыбнулся шире:

– А я ни за что не подумал бы, что ты сможешь спрятатьпистолет под таким изящным платьем.

– Он себя обнаруживает, только если меня обнять.

– Очень верное замечание.

Подошел официант и спросил, что мы будем пить. Я заказалаводу и колу. Жан-Клод отказался. Если бы он мог что-то заказать, то тольковино.