Я протянула ему меню, и он его взял.

Все еще хмурясь, официант повернулся к Жан-Кладу.

– А вам, сэр?

Жан-Клод слегка улыбнулся:

– Я сегодня не буду заказывать еду.

– Тогда не прикажете ли вина, сэр?

Жан-Клод не упустил возможности.

– Я не пью – вина.

Я прыснула колой на скатерть. Официант, черт его побери,даже салфетки мне не догадался подать. Жан-Клод смеялся так, что у него слезына глазах выступили. То ли от света, то ли мне так показалось, но они были чутькрасноватые. Наверное, на салфетке остались розовые следы, когда он промокнулею глаза. Официант улетучился, не успев понять шутки. Глядя через стол насмеющегося вампира, я подумала, поняла я эту шутку или была ее предметом. Иногдамне непонятно шевеление этой могильной земли.

Но он протянул мне руку, и я взяла ее. Определенно я былапредметом.

На десерт был творожный пудинг с шоколадом и малиной.Тройная угроза любой диете. Я бы, честно говоря, предпочла пудинг без всякой подливки.Фрукты, кроме земляники, и шоколад просто портят чистый вкус сливочного сыра.Но Жан-Клод любил такую подливку, а десерт был заказан вместо вина, от которогоя отказалась. Терпеть не могу вкуса алкоголя. Поэтому десерт выбирал Жан-Клод.Кроме того, в этом ресторане не подают пудинг без подливки. Недостаточноизысканно, наверное.

Я съела пудинг целиком, погонялась за последним комкомшоколада по тарелке – и отодвинула ее. Была сыта по горло. Жан-Клод устроилруку до плеча на скатерть, положил на нее голову и закрыл глаза, кайфуя, смакуяпоследние остатки десерта. Потом заморгал, будто выйдя из транса, и сказал, неподнимая головы:

– Ма petite, ты оставила немножко взбитых сливок.

– Наелась, – ответила я.

– Это же настоящие взбитые сливки. Они тают на языке искользят по нёбу.

– Все, все! – Я замотала головой. – Не могубольше.

Он испустил долгий страдальческий вздох и сел ровно.

– Бывают ночи, когда ты приводишь меня в отчаяние, mаpetite.

Я улыбнулась:

– Самое смешное, что иногда я точно так же думаю отебе.

Он кивнул, чуть поклонился:

– Touche, ma petite, touche[3].

Он посмотрел мне за плечо и окаменел. Улыбка с его лица несошла – ее просто сорвало. Это лицо стало непроницаемой маской. Я знала, дажене обернувшись, что у меня за спиной кто-то стоит, кто-то, кого Жан-Клодстрашится.

Я уронила салфетку, подняла ее левой рукой, а в правой уменя оказался «файрстар». Когда я выпрямилась, он лежал у меня в руке наколенях. В «Демише», конечно, стрелять совсем не комильфо, но мне, черт побери,не впервые нарушать условности.

Повернувшись, я увидела, как между столов к нам идут двое.Женщина казалась высокой, пока не глянешь, что за каблуки у ее туфель.Четырехдюймовые шпильки. Я бы в них на первом же шаге ногу сломала. Платье унее было белое, с прямым воротом, и стоило дороже всего моего убора спистолетом вместе. Волосы очень светлые, почти белые, под цвет платья, и плечиукрыты простой белой норкой. Пышная прическа украшена блеском серебра ихрустальным огнем бриллиантов, как короной. Была она бела как мел, и дажекосметика не могла скрыть, что она сегодня еще не пила крови.

Мужчина был человеком, хотя струилась из него гудящаяэнергия, которая заставляла в этом усомниться. Обращал на себя внимание еговосхитительный коричневый загар, какой бывает на оливковой коже. Буйно вьющиесякаштановые волосы, подбритые на висках, спереди спадали локонами почти наглаза. Темно-карие глаза смотрели на Жан-Клода пристально и радостно, но стемной радостью. На нем был белый льняной костюм с шелковым галстуком.

Они остановились у нашего стола, как я и думала. Красивоелицо мужчины было обращено только к Жан-Клоду – будто я тут вообщеотсутствовала. У него были очень резкие черты лица – от широких скул до почтикрючковатого носа. Казалось бы, самое ординарное лицо, но оно поражало ипритягивало к себе своей исключительно мужской красотой.

Жан-Клод встал, опустив свободно руки, на красивом лице неотражалось ничего.

– Сколько лет, сколько зим, Иветта!

– Много, Жан-Клод. – Она наградила его чудеснойулыбкой. – Ты помнишь Балтазара? – Она тронула мужчину за руку, и онпослушно охватил этой рукой ее талию и запечатлел целомудренный поцелуй нащеке. Тут он впервые посмотрел на меня. Никогда раньше ни один мужчина так наменя не смотрел. Если бы так глядела женщина, я бы сказала, что она ревнует.Вампирша совершенно свободно говорила на правильном английском, но сфранцузским акцентом.

– Конечно, помню, – ответил Жан-Клод. –Время, проведенное с Балтазаром, запоминается надолго.

Мужчина обернулся к Жан-Клоду:

– Но не так надолго, чтобы ты остался с нами. – Вего словах тоже слышался французский акцент, в котором угадывался еще какой-то.Как если смешать синее и красное, чтобы получить пурпурный цвет.

– Я – Мастер на своей земле. Разве не об этом мечтаеткаждый?

– Некоторые мечтают о кресле в совете, – ответилаИветта. Ее голос был все таким же слегка веселым, но в нем скрывался ещекакой-то тон. Как если плывешь в темной воде и знаешь, что в ней водятся акулы.

– Я не рвусь к таким заоблачным высотам, – сказалЖан-Клод.

– Действительно? – спросила Иветта.

– Абсолютно, – заверил ее Жан-Клод.

Она улыбнулась, но глаза ее остались далекими и пустыми.

– Что ж, увидим.

– Здесь нечего видеть, Иветта. Я доволен своим положением.

– Если так, тебе нечего нас бояться.

– Нам и так нечего бояться, – сказала я иулыбнулась.

Они оба посмотрели на меня, как на собаку, вдруг исполнившуюзабавный номер. Что-то они начинали мне всерьез не нравиться.

– Иветта и Балтазар – посланцы совета, mа petite.

– Рада за них, – ответила я.

– Кажется, мы не произвели на нее впечатления, –сказала Иветта, поворачиваясь ко мне лицом. Глаза у нее были серовато-зеленые,с янтарными искорками вокруг зрачков. Я почувствовала, как она пытаетсязатянуть меня в эти глаза, но у нее не выходит. От силы Иветты у меня плечипокрылись гусиной кожей, но захватить меня она не могла. Сильна, но не Мастервампиров. Ее возраст ощущался у меня в черепе болью. Не меньше тысячи лет.Последняя вампирша такого возраста, с которой мне довелось столкнуться, чутьменя не угробила. Но Николаос была тогда Принцем Города, а Иветте об этом имечтать не приходится. Если вампир не достиг состояния Мастера за тысячу лет,то это ему уже не светит никогда. С возрастом вампир набирает силу и умение, ноу него есть предел. Иветта своего достигла. Я смотрела ей в глаза, сила еетекла по моей коже, а мне хоть бы что.