Теперь Рин будет обращать ее в свою веру.

– Помнишь, как ты пускала мне кровь? – Она откинула волосы Петры пальцами. – Наполняла моей кровью целые кувшины. Тебе не нужно было столько, ты сама говорила. Ты просто хотела меня наказать. Ты злилась, потому что нуждалась в доказательстве Хаоса, но я не могла показать тебе богов.

В воздухе растеклось зловоние. Рин опустила взгляд и заметила расплывающееся мокрое пятно на одежде Петры. Она обмочилась.

– Не бойся. – Рин вытащила из заднего кармана мешочек с маковыми зернами. – Я дам тебе то, о чем ты просила. Я покажу тебе богов.

Она вскрыла пакетик зубами, высыпала содержимое в ладонь и прижала ее ко рту Петры.

Солдат мог бы оказать сопротивление – например, задержать дыхание, укусить Рин за ладонь до крови или спрятать мак под языком и выплюнуть после. Но Петра не умела сопротивляться. В Гесперии никто не смеет прикоснуться к Серой гильдии, и Петра не научилась бороться. Она жалко дернулась в руках Рин, но не смогла освободиться, Рин зажала ей нос культей, не давая дышать, и в конце концов Петре пришлось открыть рот и вздохнуть.

Рин увидела, как она глотнула. Через несколько долгих минут глаза Петры закрылись – наркотик попал в кровь.

– Молодец. – Рин убрала опустевшую руку и вытерла о штанину. – Теперь подождем.

Она не была уверена, что у нее получится. Петра могла не ощутить присутствия Феникса, не говоря уже о Пантеоне. И Рин не Чахан, она не умеет перемещаться туда-сюда между мирами, таща за собой души как поводырь.

Но она умела призывать богов, и Феникс – бог возмездия.

Она подтащила к столу стул, села и закрыла глаза.

Феникс отозвался немедленно. Он казался веселым.

«Ты серьезно, малышка?»

«Приведи ее ко мне, – подумала Рин. – И отведи нас к своим собратьям».

«Как пожелаешь», – захохотал Феникс.

На Рин обрушилась тьма. Комната померкла. Рин втягивало в бездну через мост разума, словно выпущенную прямо в небеса стрелу.

– Где мы? – запаниковала Петра. – Что это?

Рин чувствовала ее страх, накатывающий волной, поток ужаса при виде чуждого окружения. То же самое Рин чувствовала в Новом городе, понимая, что мир вокруг не такой, каким она его представляла, что все, во что она верила, оказалось неверным.

Петра была не просто напугана, а рассыпалась на мелкие кусочки.

– Это мир богов, – злорадно объявила Рин. – Оглядись.

И внезапно перед ними открылся Пантеон, круг пьедесталов охватил их, словно зрители сцену. Жестокие и любопытные боги придвинулись ближе, все шестьдесят четыре, с недоумением взирая на существо, не желающее их признавать.

– Вот силы, сотворившие наш мир, – сказала Рин. – У них не было такого намерения. Не было планов, они не стремятся к порядку. Они всего лишь боги. Им все равно.

Петра что-то тихо и нараспев пробормотала на неизвестном языке, похожем на гесперианский.

Ругательство? Молитву? Что бы это ни было, Пантеону было все равно, потому что Пантеон, в отличие от Творца, реален.

– Отведи меня обратно, – взмолилась Петра, растеряв все достоинство. Без Творца от нее осталась лишь дрожащая оболочка, отчаянно барахтающаяся, чтобы уцепиться хоть за что-нибудь. – Отведи меня…

Боги подступили ближе.

В мире духов нет обычных звуков. То, что казалось словами, на самом деле было мыслями, передающимися одинаково, независимо от расстояния или интенсивности. Рин знала, что все это иллюзорно. Здесь нельзя по-настоящему закричать.

Но она прекрасно чувствовала запредельное отчаяние Петры.

– Отведи меня обратно, – попросила Рин Феникса. – С этим покончено.

Она рывком вернулась в свое тело. И открыла глаза. Сестра Петра по-прежнему лежала на столе. Ее глаза были широко открыты.

Зрачки лихорадочно дергались, ни на чем не останавливаясь. Рин долго смотрела на нее, гадая, нашла ли она обратный путь к своему телу, но заметила лишь легкую дрожь в плечах. Из горла Петры вырвался хриплый шепот.

Рин ткнула Петру в плечо:

– Что это значит?

Из уголка рта Петры потекла слюна. Из горла вырвалось неразборчивое клокотание, а потом она затихла.

– Поздравляю. – Рин погладила ее по голове. – Ты наконец-то обрела религию.

В стенах хорошо охраняемого дома позади казарм Рин спалось лучше, чем за многие годы. Ей не пришлось принимать лауданум, чтобы забыться. Она не просыпалась много раз посреди ночи, в поту и дрожа, напрягая слух в ожидании воображаемой бомбардировки с дирижаблей. Она не видела Алтана, цыке, не видела Спир. Стоило ей коснуться головой подушки, и она провалилась в сон без сновидений и не проснулась, пока лица не коснулись солнечные лучи.

В двадцать один год Рин впервые сомкнула глаза, не опасаясь за свою жизнь.

Утром она встала, расчесала спутанные волосы пальцами и посмотрела на себя в зеркало. Поиграла лицевыми мышцами, пока не стала выглядеть собранной. Уверенной в себе. Готовой. Правители не должны показывать своих сомнений. Когда она вышла из двери, то уже была генералом.

«И что дальше? – спросил голос Алтана. – Станешь императрицей? Президентом? Королевой?»

Рин не знала. Они с Катаем никогда не обсуждали, какой режим придет на смену Республике. Все это время они довольно наивно, как теперь осознала Рин, полагали, что сразу после победы жизнь в Никане наладится.

Однако она не наладилась. Всего за год от нормальной жизни не осталось и следа. Не было ни наместников, ни императрицы, ни президента. Только огромная и прекрасная страна, лежащая в руинах, которые сцеплены вместе лишь всеобщим благоговением перед единственным богом.

Рин решила пока остаться генералом Фан. Ей еще нечем было править. Пока гесперианцы не побеждены окончательно.

Она вышла из дома. Перед дверью стояли пять часовых, готовых сопровождать ее в город. После того как армия заняла дворец, Рин постоянно приходилось напоминать себе, что это не сон. Еще с Рюйцзиня, с самого начала кампании, Рин много размышляла о том, что случится, если она встанет во главе, но все равно сейчас не могла свыкнуться с мыслью, что и впрямь находится в Арлонге, получив все бразды правления.

И не важно, что еще вчера она снимала со стен реликвии, как настоящая хозяйка дворца. Вчера они просто стирали все следы Республики. А сегодня – первый мирный день в никанской истории.

– Все хорошо? – спросил Катай.

– Да, – выдохнула она. – Просто… пытаюсь ничего не забыть.

Она перешагнула через порог. Кровь прилила к голове. Рин чувствовала такую легкость, будто вот-вот взлетит. Сместились все привычные ориентиры. Указы, которые она подпишет во дворце, повлияют на жизнь всей страны. Ее правила превратятся в законы.