Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, перед нашей поездкой в Израиль я почитал путеводитель. Он сюда часто наведывался. Но никакое описание не может сравниться с впечатлением от города. Он величественный и будоражит воображение.
— В сорок восьмом году во время Войны за независимость Иорданский легион захватил Старый город и со стен обстреливал этот квартал. Так продолжалось до Шестидневной войны, когда наши войска освободили город, а также Иудею и Самарию. Представляете, каково было тем людям, которые здесь жили?
Они подошли к мельнице, потом спустились по лестницам к Бассейну Султана.
— Смотрите, вон там за стеной был дворец царя Ирода. Его недавно откопали. Ему захотелось построить недалеко от дворца бассейн. Соорудили с южной стороны дамбу, укрепили западную и восточную стену. Здесь собирались воды ручьёв и источников долины Гихон. В современном виде он существует с первой половины шестнадцатого века, когда Палестину захватили османы. Поэтому и называется Бассейном Султана.
— А что тут делается сейчас? — спросила Вика.
— До освобождения Палестины в семнадцатом году бассейн использовали для мытья животных, которых рядом и продавали. После Шестидневной войны его и рынок почистили и открыли концертный зал.
— Прекрасная идея. Я обратил внимание на замечательный, эпический вид вокруг, — произнёс Ричард.
— Поэтому сюда приезжает «Ла Скала», Берлинская опера, Хулио Иглесиас, Стинг, Боб Дилан. Этот зал под открытым небом вмещает пятнадцать тысяч зрителей.
— Здорово, — восхитился Санька.
Они поднялись по склону Сионской горы и посмотрели на город по другую сторону долины.
— Замечательный пейзаж. Отель «Царь Давид» и здания YMCA отсюда прекрасно смотрятся, — заметила Маша.
— Так, друзья, войдём, наконец, в Старый город.
Они двинулись вдоль стены и вошли в Сионские ворота. Когда они оказались на узкой улочке, Илюша остановился и произнёс:
— Это историческое место. Я иду себе, никого не трогаю, как вдруг за спиной слышу шум, крик от нестерпимой боли и падает раненый человек. Я оборачиваюсь и вижу в нескольких шагах парня с окровавленным ножом. Он бежит на меня. И в это время его опрокидывает навзничь мужчина в вязаной кипе и скручивает ему руки.
— Да ты герой, — выдохнул Санька.
— Герой не я, а тот мужик, который не побоялся его свалить. Я был в трансе, не сразу пришёл в себя. Потом в суматохе, когда прибыла полиция и ambulance, уже не смог его найти и поблагодарить.
Храмовая гора как-то неожиданно показалась из-за строений еврейского квартала. Они спустились к мощёной большими плитами площади возле кусочка огромной, прямоугольной платформы, называемой в мире Стеной плача. Можно было уже ничего не говорить: всем стало очевидно величие и смысл происходящего здесь действа.
Санька в белой кипе стоял, упёршись руками в один из камней. Тот оказался гладким, и ему вдруг пришло в голову, что его за две тысячи лет отшлифовали сотни тысяч рук молящихся евреев. Эта мысль потрясла Саньку: его народ веками шёл сюда, чтобы просить Господа о помощи и поддержке, а потом, лишённый родины и храма, мечтал снова подняться в Иерусалим и коснуться этих камней.
«Может быть, я ошибся, что не вернулся туда, откуда были изгнаны мои предки. Предпочёл золотого тельца, которого сулила мне Америка. Там богаче и комфортней, там уже давно нет войны, которая каждые несколько лет накатывает на эту страну. Но бесплатных обедов не бывает. Семён Зельцер прав: за всё приходится платить и я, возможно, никогда не возьму на руки своих еврейских внуков».
Обратно шли молча. Каждый ощутил присутствие какой-то высшей силы, и впечатление это всё ещё не оставляло их. Они стали другими, эта стена, словно машина времени, изменила их, унесла в Историю и вернула назад обновлёнными и просветлёнными.
— Мои родители хотят вас видеть, — сказал Илюша. — Едем к ним. Они нас ждут.
— Конечно, поехали. Я хочу встретиться с дядей Лёней, — произнёс Санька.
Было по-летнему светло и жарко. Илюша завёл мотор и включил кондиционер. «Хонда» свернула на улицу Царя Давида, миновала Сад колокола, небольшое здание железнодорожного вокзала и помчалась на юг по Хевронской дороге. В Гило во дворе дома они вышли из машины и направились к подъезду.
— Встречайте гостей, — произнёс Илюша, распахнув входную дверь.
Леонид Семёнович обнял Саньку.
— Вам привет от папы и мамы. Они не смогли приехать, но очень хотели. Я их встретил в аэропорту два дня назад, вручил им детей и прямо сюда.
— Я знаю, Наум мне звонил, поздравлял. Но за ними должок.
— Они обязательно будут. Просто им нужно прийти в себя и найти какую-нибудь работу.
— Что такое эмиграция нам объяснять не нужно. Мы её испытали на своей шкуре.
Он обернулся к Вике и взял её за руку.
— А ты стала ещё прекрасней. Тебе Америка к лицу.
— Спасибо, Леонид Семёнович. Вам папа шлёт большой привет. Он с мамой в Чикаго, его взяла к себе компания «Боинг».
— Наши мозги везде нужны, Вика. Я рад за него.
Елизавета Осиповна поцеловала Машу и посмотрела на Ричарда. Он поклонился ей в ответ. Высокий красавец был предупредителен и учтив, его благородство и происхождение не мешали ему общаться с людьми, принадлежащими к более низкому социальному слою. Родители Илюши вызывали у него симпатию и уважение. Он сразу оценил их интеллект, образованность и чувство собственного достоинства. Ричард обратил внимание на скромное жилище и простую мебель, и был тронут, когда к нему подошла бабушка Гольда, поцеловала в лоб и, пронзив его взглядом, сказала на идиш:
— Бубалэ, гутэр менч!
Маша улыбнулась, обняла старушку и объяснила:
— Ты очень понравился Гольде. Она сказала, что ты миленький и хороший человек.
— Скажи, что я ей очень благодарен и что она замечательная женщина.
Маша перевела. Ричард добродушно засмеялся и, наклонившись к Гольде, поцеловал ей руку.
Елизавета Осиповна, ожидая гостей, приготовила в духовке из карпа фаршированную рыбу, испекла картофель, нарезала салат «Оливье», который, она знала, везде и всегда идёт на «ура». И даже решилась вместе с Гольдой к сладкому столу соорудить торт «Наполеон», её конёк, которому научила её покойная мама. За считанные минуты всё это появилось на столе в гостиной. Леонид Семёнович, услышав от сына о госте-англосаксе, купил в супермаркете бутылку шотландского виски. Теперь, когда все расселись вокруг стола, он открыл её и разлил по хрустальным бокалам.
— Дорогие, я счастлив принимать вас в моём доме, — произнёс он, обведя всех взглядом. — Мы с Лизой связаны искренней дружбой с вашими отцами и матерями. А сейчас я вижу