Голос звучал все так же глухо, но хрипы и бульканье исчезли.Пылающие глазницы были устремлены прямо на Соню, и она уже не могла отвестивзгляд.

Москва — Петроград, 1922

Никто не говорил Тане, как страшно болел Миша. Все в одинголос уверяли, что дифтерию он перенес легко, сыворотка помогла, ребенок сразупошел на поправку, а похудел и осунулся потому, что очень скучал по маме.

Утром Михаил Владимирович послушал его, посмотрел горло.Пленок не было. Сердечко билось в хорошем ритме. Таня спала до полудня.Проснулась оттого, что рядом сидел папа.

— Танечка, пора вставать, надо хоть немного собраться.

— Куда собраться? — пробормотала она сонно, потянулась,открыла глаза.

— Сегодня вечером Федя отвезет вас в Питер. Поезд водиннадцать. Останется только переправиться через Финский залив. Это совсемпросто, ты же знаешь, граница сдвинулась, некоторые дачи на заливе оказалисьсразу в Финляндии. Павел вас встретит, доедете до Германии, первое времяпоживете у Эрни, в Берлине. Помнишь Эрни?

Он говорил и улыбался, гладил Таню по волосам. Она села накровати, голова закружилась.

— Папа, я не понимаю, о чем ты?

— Вы поживете у Эрни, в апреле я приеду. Не перебивай меня,слушай. В апреле планируются официальные переговоры между Германией и Россией.Уже известно, что проходить они будут в Италии. Ленин поедет как главаправительства, я должен быть при нем. Там я исчезну и появлюсь в Берлине, уЭрни, где вы меня будете ждать. Павел все продумал и подготовил. Он менязаберет в Италии и переправит в Германию. Но вам троим уезжать нужно прямосегодня. Так что вставай, умывайся, собирайся.

Она не могла говорить, ком застрял в горле, и никак непроходило мучительное головокружение. Михаил Владимирович помог ей встать,накинул на плечи халат, повел в ванную комнату, умыл, вытер ей лицо полотенцем,окунул щетку в банку с порошком.

— Зубы сама сумеешь почистить?

На кухне няня помешивала кашу в кастрюльке. Андрюша сидел застолом, на коленях у него Миша, на плече Маргоша.

— Проснулась наконец, — проворчала няня, — завтракать безтебя никто не хочет, в третий раз грею, вот подгорит, ты будешь виновата.

— Мама, я решил, я только медведя возьму и двух солдатиков,— сказал Миша, — дед приедет в Гиманию к нам и железную дорогу мне сразу купит.

Няня выключила примус, разложила по тарелкам кашу.

— Коли не помру до апреля, жить буду с Федей. Давай-ка ешь,Таня, тебя с ложечки покормить, как маленькую?

Миша засмеялся.

— Покорми, няня, покорми маму, как маленькую, ей нужнохорошо кушать, а то она совсем худющая.

Таня поднесла ложку ко рту, зубы стучали. Из-за слез онаничего не видела, но чувствовала, как внимательно смотрят на нее все, дажеМаргошка, и заставила себя проглотить несколько ложек каши, потом выпить стакансладкого чаю. После завтрака пришлось опять лечь. Ноги не держали, головакружилась, и все время слезились глаза. Михаил Владимирович спокойно складывалв докторский саквояж ее и Мишины вещи. Чемоданов не было, Федя предупредил, чтоехать придется совсем налегке, только самое необходимое, никаких узлов, корзин.

— Все купите там, у Павла есть деньги. Вот смотри, Федяпривез чудесные джемперы, тебе и Мише. В них поедете. Ты сильно похудела. Какты думаешь, эта юбка не будет тебе велика? Она теплая, шерстяная. То, что нужнодля дороги. Ладно, поясок затянешь потуже.

Таня проваливалась в сон и опять попадала в каменный мешок.Голая ослепительная лампочка под потолком, холод, склизкий пол, окно кормушки,миска вонючей жижи, кружка тухлой воды. По стуку кормушки она пыталасьопределить время, понять, день или ночь. Свет не проникал снаружи, лампочкагорела круглые сутки.

— Я приеду, там будет совсем тепло, на Унтер ден Линден липызацветут, обязательно отправимся в Альпы, хотя бы на недельку. — Папин голоснаплывал теплой волной, уносил Таню из каменного мешка.

Она думала, что вот сейчас уходят последние счастливыеминуты, хотелось остановить их, замереть, и пусть ничего не меняется. Роднаяуютная комната, за стеной смех Миши, еще сиплый, слабенький после дифтерии, нотакой веселый. Ворчание няни, строгий, рассудительный голос Андрюши. Открытыйплатяной шкаф, старый докторский саквояж на письменном столе, папина седаяголова, подсвеченная мягким светом настольной лампы.

— Чулки три пары. Мыльница. Шаль нянина, конечно,пригодится. Что делать? Уже битком. Носочки шерстяные как-нибудь втисну.

В начале восьмого приехал Федор. Внизу ждал извозчик. Минутумолча посидели. Няня всех поцеловала, перекрестила, потом Михаил Владимирович.Маргошка у него на плече скорчила рожицу, помахала лапой. Он стоял и улыбалсятак спокойно, что не могло быть ни тени сомнения. Через пару месяцев он к нимобязательно приедет. Он ведь никогда их не обманывал.

Поезд оказался теплым и чистым, совершенно старорежимным.Мягкий вагон, два купе на четверых. Таня и Миша крепко спали всю дорогу, подстук колес.

В Питере прямо с вокзала на извозчике отправились впригород, к заливу. Трое суток прожили на чьей-то даче. Таня смутно запомнилахозяйку, бывшую классную даму одной из петербургских женских гимназий. Глухоекоричневое платье, прямая спина, остриженные седые волосы. Огонь в печи, войветра ночами.

Федя рассказывал о Германии, очень смешно, о мошеннике князеНижерадзе, который ест кофейную гущу. Таня и Андрюша почти не разговаривали,только о пустяках, еде, погоде. Казалось, любое нечаянно оброненное слово можетспугнуть состояние уверенности и надежды, что папа скоро приедет к ним вГерманию.

Федор иногда, как бы между прочим, бросал реплики:

— Он будет читать лекции в Берлинском университете. Его ждутна кафедре мозговой хирургии в Марбурге.

Мишу более всего интересовало, на какой лодке они поплывут,если залив покрыт льдом. Ему нравилось в десятый раз слышать, что лодканазывается буер, она не плавает, а скользит по льду на коньках.

На четвертую ночь Таня проснулась от сильного озноба. Зажгласвечку, стала рыться в саквояже. Папа обязательно должен был положить упаковкуаспирина. Возможно, жара у нее нет, просто знобит от слабости, но все равнолучше принять.

На самом дне нашла жестянку из под печенья. Кроме наборанеобходимых лекарств внутри лежало что-то еще, аккуратно завернутое в марлю.Две небольшие склянки темного стекла. Вакуумная упаковка. Цисты. Ей было точноизвестно, что это весь запас. Несколько мгновений она сидела на полу,зажмурившись, зажав рот ладонью, чтобы не закричать.