«Ему кажется, будто череп вещает, — подумала Соня. — Кто-тозалез наверх, спрятался и дурачит необозримого вождя. А он верит, верит. Голоскак будто знакомый. Нет, не может быть! Господи, где я? Что происходит?»

Послышался глухой удар. Это Йоруба упал на пол, забился всудорогах. Вождь-учитель все еще стоял, простирал руку, но сюртук и брюкистремительно расползались на нем, из прорех лезло нечто красное, похожее намясной фарш. Соне показалось, что каменная плита под ногами покосилась. Залнаполнился жутким воем.

Огромная бесформенная гадость медленно сползла с постаментаи шлепнулась на пол. Соня едва не задохнулась от чудовищной вони. Багровое,рыхлое, влажное, смешанное с клочьями светлого выходного костюма, шевелилось ихлюпало на древних плитах. Языки свечей взметнулись вверх и погасли. Сонякинулась бежать, куда угодно, подальше от этого хлюпанья и вони.

— Соня!

Она не сразу поняла, кто ее зовет, потом увидела фонарныйлуч.

— Ты цела? Ничего не болит? — спросил Дима.

Сразу несколько лучей, топот, голоса.

— Ужас, какая вонь. Соня, как вы себя чувствуете? — это былаОрлик.

— Фазиль пошел наверх, сейчас включит прожектор.

— Нужно спустить еще лестницы.

— Куда делся господин Хот? Объяснит мне кто-нибудь, что этоза фокус?

Соня узнала голос Петра Борисовича. Наверху вспыхнулпрожектор. В круге света лежала бесформенная масса, уже не такая огромная, онауменьшалась на глазах, темнела, но все еще воняла.

— Петр, ты спрашивал, где господин Хот? Вот он, полюбуйся.

Петр Борисович замер с открытым ртом, глядя на ФедораФедоровича Агапкина в джинсах, куртке, разноцветной вязаной шапке. Рядом стоялеще один старик, совсем древний, в ушанке и ватнике.

— Что вы здесь топчетесь? Поднимайтесь наверх, вздуетсяпузырь, все рухнет, — произнес он, шамкая беззубым ртом, обошел черную массу,снял с колонны хрустальный череп и бережно завернул его в какую-то тряпицу.

— Соня, познакомься, — сказал Федор Федорович, — и ты, Петр,тоже познакомься. Перед вами господин Альфред Плут, автор картины «Мистериумтремендум», врач, творец алхимического золота и хрустального черепа,собственной персоной. Искал вечной молодости. Как видите, нашел. Уже четыресталет обитает здесь, в степи, под именем Дассам. Соня, когда у твоего прапрадедаслучился сердечный приступ, знаешь, что он сделал? Посадил его на белого коня,привязал и пустил галопом в степь. Это было в двадцать девятом году, пятоемарта, как раз тут, у развалин.

— Зачем? — спросила Соня.

— Древний способ реанимации, — подал голос Дассам.

— Я отлучился из лагеря всего на несколько часов, —продолжал Федор Федорович, — когда вернулся, не нашел в юрте МихаилаВладимировича, но заметил вдали всадника на белом коне.

— Он умирал, я пытался его спасти. Шамбалы так делают пятьтысяч лет. Кони всегда возвращаются, с живыми всадниками или с мертвыми.

— Тот конь не вернулся, больше никто никогда не видел ниего, ни всадника.

— Шамбалы говорят, белый всадник ускакал в небо. Федя, тызнаешь, где он. А все ищешь, ищешь.

— Уже не ищу, Дассам. Скоро с ним увижусь. Соскучился. —Федор Федорович повернулся к Соне и спросил: — Зачем ты все время смотришь начерную гадость? Думаешь, если бы я не вмешался, у него могло получиться?

— Да.

— Нет, Сонечка. Ты засмеялась ему в лицо раньше, чем явмешался. Ты справилась сама, без моей помощи.

Подошел Дима, взял Соню за плечи, развернул к себе,поцеловал, погладил по волосам.

— Плачешь? Перестань, нет никакого Хзэ, во всяком случае,здесь и сейчас его точно нет. Можно спокойно подниматься, мы спустили лестницы.

— Погодите, а что с Германом? Надо вызвать врача! —опомнился Петр Борисович.

— Вряд ли врач сумеет помочь. Пульс не прощупывается, зрачкина свет не реагируют.

Это произнес Зубов. Он сидел на корточках возле Йорубы.

— Может, на вертолете до больницы? Времени мало прошло,вдруг спасут? — сказала Орлик.

По нескольким лестницам стали вылезать наверх, оказалось,это совсем несложно. Вытащили Йорубу, погрузили в вертолет. Фазиль сел заштурвал, Рустам — с ним в кабину. Вертолет поднялся и полетел к городу, клучшей больнице имени И.В. Сталина.

Подмосковное имение Горки, январь 1924

— Все эти дни он чувствует себя чудесно. Вчера мы каталисьна санях. Знаете, можно отпраздновать маленький юбилей. Месяц без припадков, —возбужденно говорила Крупская, — идемте, я хочу, чтобы вы его посмотрели.

С тех пор как ЦК постановило «возложить на т. Сталинаперсональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича как в отношенииличных сношений с работниками, так и переписки», Михаил Владимирович и Федорприезжали в Горки редко, почти нелегально.

Ленина лечило сорок врачей. Немецким специалистам молодоесоветское государство платило гонорары по двадцать пять тысяч золотых червонцевкаждому. Выплаты контролировал член Коллегии ОГПУ Глеб Иванович Бокий.

Врачи аккуратно фиксировали симптомы. Головные боли,онемение конечностей, судорожные припадки, паралич, потеря речи. Сначалаофициальным диагнозом объявили неврастению, связанную с переутомлением. Потомпоявилась формулировка «артериосклероз мозга». В общем, она была верна.

— Володя, смотри, кто пришел!

Ленин лежал в гостиной, за ширмой, на узкой койке у мертвогокамина, над которым чернела крестообразная трещина лопнувшего зеркала.

— Вот, вот, наконец, батенька, где пропадали? — Ленин слабосжал исхудавшими пальцами руку Михаила Владимировича.

Он мог говорить, двигаться.

— Сам встал сегодня, дошел до ванной комнаты, умылся, —похвасталась Крупская, — кофе выпил полчашки. А только что бульону, почти всючашку.

— На санках вчера катались, морозище, ух! — гордо сообщалЛенин.

Речь восстановилась. Еще недавно он мог произносить лишьотдельные, бессвязные слова: «Вот вот», «съезд съезд», «Ллойд Джордж»,«конференция» и неподвижно сидел в кресле. Надежда Константиновна учила егоговорить, как младенца, часами вместе с ним повторяла слова, предложения, чтобывосстановить моторику пальцев, заставляла его плести корзины, сама плела и дажедарила кому-то.