— Можешь остаться, и мы будем тебя защищать, но вслучае опасности я надеюсь, что ты сделаешь все, что сможешь. Сражаться тебе необязательно, но не будь обузой.

— Как это надо понимать? — спросил он.

— Надо понимать так, что если начнется стрельба,прячься в укрытие, сливайся с фоном. Не становись мишенью. Если кто-то из моихлюдей будет ранен, а у тебя будет возможность вытащить его из-под огня, но тыбросишь его умирать, ты умрешь следующим.

— Я не смелый, Анита. Ни капельки не смелый.

— И не будь смелым, Джил. Просто делай то, что тебесказано, старайся изо всех сил, сколько их у тебя есть, но усвой правила.Держись подальше от линии огня, когда начнется драка, потому что у нас не будетвремени о тебе беспокоиться. Помогай, если сможешь, и не путайся под ногами впротивном случае. Все просто.

Он кивнул, потирая подбородок о колени, снова и снова.

— Просто, — прошептал он. — Хотел бы я, чтобыжизнь была проста.

— Жизнь не проста, Джил, зато в бою все просто. —Я встала на колени перед ним, и мне противна была слабость, которая так и перлаиз него. Видит Бог, меньше всего мне был нужен еще один эмоциональный инвалид,чтобы за мной таскаться. Но вышибить его на улицу я не могла. АнитаМягкосердечная. Кто бы такое придумал? — В бою все просто, Джил. Тызащищаешь себя и своих и убиваешь врагов. И делаешь все, чтобы сохранить жизньсебе и своим.

— А как узнать, кто враг? — спросил он почтишепотом.

— Все, кто есть в комнате, кроме нас.

— И их просто убивать?

— Именно так, — кивнула я.

— Не знаю, могу ли я вообще кого-нибудь убить.

— Тогда прячься.

Он снова кивнул, потирая подбородок, будто метил собственныеколени.

— Прятаться я умею. Этому я хорошо научился.

Я очень осторожно тронула его за лицо. Он вздрогнул, потомчуть расслабился. Все животные любят прикосновения.

— А я как раз не очень умею. Может быть, ты менянаучишь.

— А зачем тебе уметь прятаться? — удивился он.

— Потому что всегда найдется кто-то или что-топосильнее тебя.

— Я могу научить тебя прятаться, но не знаю, смогу ли янаучиться убивать.

Где это я уже слышала? Ах да — от Ричарда. Но даже он вконце концов научился.

— Ты еще сам не знаешь, чему ты сможешь научиться, еслипридется, Джил.

Он снова обхватил колени.

— А я не знаю, хочу ли я научиться убивать людей.

— А вот это, — сказала я, — совсем другойвопрос.

— Я не хочу.

Я посмотрела на него в упор:

— Тогда не учись. Но смотри, чтобы из-за твоейщепетильности не погиб кто-то из моих людей.

— Я предпочел бы, чтобы меня убили, чем чтобы я.

— Верно, но это твой выбор. Пусть тебя убивают, если тыхочешь, но смотри, чтобы из-за твоих моральных принципов не пострадали моилюди.

— И ты бы меня в таком случае убила?

Я снова опустилась перед ним на колени:

— Можешь остаться у меня, и я обеспечу твоюбезопасность или сама погибну, но если ты будешь путаться под ногами и из-затебя погибнет кто-то из моих леопардов или моих друзей, я тебя убью. Говорюсейчас, чтобы ты потом не плакал и не говорил, что не понял. Потому что, если тыэтого заслужишь, я тебя застрелю, пока ты будешь меня умолять этого не делать.

— Но кто будет решать, заслужил я или нет?

— Я.

Он посмотрел на меня так, будто не мог решить, как ему будетбезопаснее — со мной или без меня. Я смотрела, как он думает, и не испытываланичего — никакой жалости. Потому что лис-оборотень Джил был обузой. В любом боюон будет потерей или причиной потери. Я достаточно цивилизованна, чтобы датьему защиту, раз он просит, но недостаточно цивилизованна, чтобы платить за этокровью тех, кто мне дорог. В этот момент я знала, что я не социопат, потому чтоиначе я бы выставила его за дверь. Да я бы, черт меня побери, простопристрелила бы его, чтобы не мучился и других не мучил.

Вместо этого я протянула ему руку и помогла встать.

— Ты понял правила?

— Я понял, — прошептал он.

— Ты согласен жить по ним?

Он кивнул едва заметно.

— Ты согласен умереть по ним?

Он прерывисто вздохнул, но кивнул еще раз.

Я улыбнулась, сама зная, что до глаз улыбка не дошла.

— Тогда добро пожаловать, и не высовывайся. У нассегодня еще одно дело, которым надо заняться. Можешь поехать с нами.

Я сама толком не знала, было это приглашением или угрозой.

Еще световой след не погас в небе, тонкая золотая лента,пылающая на фоне наступления темных, очень темных туч, когда мы припарковалисьпозади «Цирка проклятых». Эта парковка была для служащих. Там было темно, голои без всяких украшений, не то что на парковке перед фасадом, похожей накарнавал. Мимо ярких ламп и кричащих плакатов я проехала, не взглянув.

— У клоунов там, на витрине, были клыки? — спросилКалеб.

Только после его вопроса я вспомнила, что никто из них ещени разу в «Цирке» не был. Отстегнув ремень, я обернулась, чтобы посмотреть нанего. Он сидел на среднем сиденье у двери, притиснутый широкими плечами Мерля.С другой стороны от Мерля сидел Натэниел. Черри и Зейн сидели сзади с Джилом.Мика вместе со мной впереди. Поскольку мы знали, что мой дом не находится взоне прекращения огня, все держались вместе. Рафаэль прислал двух новыхтелохранителей, но они прибыли как раз когда мы уезжали, и я не стала теснитьнарод, собравшийся в джипе. Крысолюды поехали следом, не слишком довольные, ноподчинившись приказу. Уже хорошо.

Я ответила на вопрос Калеба:

— Да. У тех вертящихся клоунов на вывеске есть клыки.

— Я видал афишу насчет подъема зомби. Это тыделаешь? — спросил Мерль.

Я замотала головой:

— Считаю, что данные Богом таланты нельзя использоватьна потеху публике.

— Я не хотел тебя оскорбить, — сказал он.

Я пожала плечами:

— Извини, я насчет этой всей фигни слишкомчувствительна. И не одобряю очень многого, что делают ради денег моиколлеги-аниматоры.

— Ты ради денег поднимаешь мертвых, — сказалКалеб.

Я кивнула:

— Это да. Но я отказываюсь от куда больших денег, чемберу.

— Отказываешься? От каких?