– Помните мое наставление: продержитесь час – и неприятель побежит.

А по всему фронту меж тем уже завязалась сильная ружейная перестрелка.

* * *

Первый удар неприятеля обрушился на наш левый фланг. Огромная масса конницы противника, обскакав первую линию, атаковала стоявшее на фланге двухротное каре Грузинского полка. Мгновение – и каре было полностью окружено. Однако командовавший каре храбрый поручик Вретов огнем и штыками отбил все лобовые атаки.

Стоявшие же на фланге казаки и татарские милиционеры были мгновенно опрокинуты и умчались в тыл. По дороге они случайно наткнулись на Паскевича, который в одно мгновение оказался посреди бегущей кавалерии. Оценив ситуацию, командующий не растерялся. Выхватив из ножен саблю, он зычным голосом прокричал:

– Стоять! Стоять! Строиться по сотням! Пики на изготовку!

Между тем к окруженному персидской конницей маленькому каре Грузинского гренадерского полка сумел пробиться командир полка граф Симонич.

Позднее историк напишет: «Положение этой горсти, рисковавшей ежеминутно быть растоптанной копытами бешено мчавшейся на нее громадной конницы, – было, действительно, серьезное. Но гренадеры оправились и смело смотрели в глаза опасности».

По всей равнине, сколько можно было видеть, неслась на нас неприятельская конница, а за ней под барабаны маршировала регулярная пехота.

К счастью, весь наш левый фланг оказался прикрытым небольшим, но крутым оврагом, который издали персы не видели.

Поэтому разогнавшаяся во всю прыть персидская конница была вынуждена застыть перед оврагом и тут же попала под залпы каре Симонича. Не успели персидские всадники прийти в себя, как их сбоку уже атаковали приведенные в чувство Паскевичем казаки и татары. Этого удара оказалось достаточно, несмотря на многократное превосходство в силах, персидская конница понеслась назад столь же стремительно, как только что атаковала. В это время персидская пехота, стойко выдерживая обстрел нашей артиллерии, упорно продвигалась вперед.

– Неплохо! Неплохо! – качал головой Паскевич, рассматривая в трубу, как пробитые картечью бреши в наступающих персидских колоннах немедленно закрывались солдатами задних шеренг. – Это уже битва с равным соперником!

Наконец батальоны сарбазов достигли нашей линии и начали смещаться на фланги, чтобы окружить боевые порядки Кавказского корпуса. Положение стало опасным.

Паскевич был военачальником опытным и сразу понял, что настал переломный момент сражения и в бой пора вводить последние резервы.

– Выдвинуть на левый фланг батальон херсонцев с четырьмя орудиями! – распорядился он и подозвал к себе находившегося недалеко командира Нижегородского драгунского полка, генерал-майора Шабельского.

– Иван Петрович! – позвал он его к себе и показал на приближающиеся батальоны сарбазов. – Истребите их!

Шабельский поскакал к полку. Через минуту запела труба, и третий дивизион Нижегородского драгунского полка стал выстраиваться для атаки. Выехав вперед, Шабельский поднял саблю и прокричал:

– Марш‑марш!

Мгновение – и дивизион понесся в атаку. Офицеры и сам Шабельский скакали впереди, следуя старому драгунскому правилу: «Сабля офицера не тупее солдатской, конь лучше – и честь должна указать ему место».

Подпустив драгун вплотную, сарбазы дали дружный залп. Под Шабельским была убита лошадь и сам он был едва не затоптан мчащимися во весь карьер подчиненными. Прапорщик Волжинский получил в упор две смертельные пули, штабс‑капитан Червонный ранен пулей в руку, другой штабс‑капитан – штыком, у прапорщика Болдамуса рука перебита прикладом. Под поручиком Горешневым и прапорщиком Масленниковым убиты лошади…

Но большие потери не остановили драгун, и нижегородцы вломились в персидские ряды, пластая саблями во все стороны.

Некоторое время сарбазы мужественно сопротивлялись, но это сопротивление стоило им огромных жертв. Видя избиение своей пехоты, Аббас-Мирза бросил ей на помощь конницу, но едва та приблизилась к месту схватки, была немедленно контратакована вторым дивизионом нижегородцев, который, обогнув скалистый овраг, ударил по персидской коннице с флангов и с тыла. Мгновение – и в общей рукопашной рубке все смешалось. А затем персидские всадники, не выдержав удара, развернули коней восвояси.

Теперь ситуация переменилась. И второй дивизион немедленно в помощь третьему ударил уже во фланг обороняющимся персидским батальонам. Бой был жесточайший. Двойного удара персы уже не выдержали и стали быстро откатываться назад. Часть из сарбазов, разбившись на мелкие кучки, попряталась по канавам и в кустарнике. Преследуя бегущих, унтер-офицер Жилин отбил персидское знамя – на красном полотнище золотой лев, сжимающий в лапе обнаженный меч.

Приказав казакам преследовать бегущую персидскую пехоту, Шабельский снова выстроил свои дивизионы и поскакал с ними вправо на помощь сражавшейся в центре пехоте.

Там ситуация все еще была тяжелой. Восемнадцать персидских батальонов атаковали два наши! Но Мадатов из последних сил держал позицию.

Подпустив персов как можно ближе, Вельяминов разрядил по ним картечью все орудия, а когда, неся огромные потери, атакующие смешались, Мадатов выхватил саблю и с криком «ура» повел ширванцев и егерей в отчаянную штыковую атаку.

Очевидцы вспоминали, что это был уже не просто рукопашный бой, а самая настоящая резня. Впереди солдат отчаянно дрались их начальники генерал-майор Мадатов, полковник Симонич и подполковник Греков.

Скоро поражавший персов казацкой пикой Греков пал мертвым, за ним с раздробленной пулей ногой упал Симонич. К нему было кинулись солдаты.

Командир Грузинского гренадерского полка приподнялся на локте:

– Ребята, прочь от меня! Вперед! Там ваше место!

Место убитого Грекова и раненого Симонича заступил опытный и храбрый майор Юдин. Под его началом раздраженные потерей любимых начальников солдаты с еще большим ожесточением атаковали и окончательно опрокинули противника.

Именно в этот момент в гущу персидской пехоты как нож в масло врезались драгунские дивизионы Шабельского, сметая и опрокидывая все на своем пути.

Вымуштрованная англичанами регулярная пехота – оплот и надежда персидской армии – была полностью разбита и рассеяна. Бросая оружие, сарбазы бежали в полном беспорядке и ужасе.

Атаки нижегородцев происходили на глазах Паскевича, который был буквально потрясен мужеством и храбростью драгун. День же Елизаветпольской битвы навсегда стал днем славы Нижегородского полка. Именно с этого дня начинался блестящий период его полковой истории.

…Видя разгром своей пехоты и понимая, что сейчас настанет их черед, персидские артиллеристы быстро взяли свои пушки на передки и в карьер понеслись с места сражения вслед за своей пехотой. При этом мчались они столь стремительно, что драгуны, на своих уже изрядно подуставших лошадях, так и не смогли их догнать на протяжении двенадцати верст до речки Курак‑чай. Как оказалось, на Куракчае стоял главный персидский лагерь. Убегавшие в ужасе пробежали и проскакали мимо него, не задерживаясь там ни минуты.

Персидский лагерь был без малейшего сопротивления занят нашей пехотой. Казаки и драгуны, пока оставались силы, гнали убегавших еще восемь верст, повсеместно догоняя и истребляя противника. Пленных никто не брал. Драгуны