Дурак! Неужели он не понимал, не догадывался, что у меня никого настоящего-то еще и не было.

Почему он так легко поверил чьим-то грязным наговорам и даже не попытался сам выяснить истину? Ведь мог бы он прийти, просто, по-человечески объясниться, выслушать, наконец, меня? Не пришел. Не пожелал объяснений. Да, он эгоист, махровый эгоист, и я понимаю, что мне было бы трудно с ним, очень трудно. Но если бы это «понимание» как-то вразумило меня, если бы оно смогло унять, заглушить эту непрерывную тоску…

17 июля

Суббота

Я не успела рассказать здесь о последствиях давней ссоры с Эрной, после того как неизвестный вор побывал на наших огородах. Так вот: эта «тощая сука», как назвал ее недавно Гельб, действительно выполнила свою угрозу – в ближайшее же после скандала воскресенье сообщила в полицейский участок о том, что у живущих рядом с ней «восточников» постоянно по воскресеньям сборища бандитов и воров.

В тот день к нам в надежде найти в газете свежие новости, как всегда, заявилось немало народа – Петро и Иван-Великий из «Шалмана», Василий от Кристоффера, Иван Болевский, Михаил и дядя Саша от Бангера, а также пришли опять Павел Аристархович с Юрой. К счастью, к моменту появления вахмана большинство наших гостей уже успели разойтись. Из посторонних в комнате были лишь Павел Аристархович, дядя Саша, Иван Болевский да только что подошедшая Вера. Вахман заметно удивился, увидев у нас Павла Аристарховича, насмешливо сказал ему:

– Вот уж не ожидал, что встречу тут вас, ярого противника советского режима. Вы что же, часто посещаете здешних «восточников»?

Павел Аристархович (мне показалось, он был слегка смущен) окинул вахмана холодным взглядом.

– В этом доме, уважаемый, живут русские люди – мои соотечественники. И я считаю за честь для себя пользоваться иногда их искренним, душевным расположением ко мне и к моему внуку. Я бы желал, уважаемый, чтобы подобные порядочность и благонравие, что я наблюдаю здесь, царили и в отношениях среди других «восточных рабочих», впрочем, равно как и в отношениях среди вашего немецкого народа.

Столь высокопарное и вычурное высказывание старого эмигранта озадачило и вроде бы даже повергло в легкое шоковое состояние грузного, страдающего одышкой вахмана. Слова «порядочность» и «благонравие», видимо, возымели на него особое действие, и он уже без прежней подозрительности посматривал на притихших «воров и бандитов». Может быть, все и обошлось бы более-менее благополучно, но, на беду, у Ивана Болевского при проверке не оказалось «аусвайса». Я пришла ему на выручку.

– Господин вахмайстер, это просто случайность. Честное слово. Он, – я кивнула в сторону Ивана, – он не мог взять пропуск у своего хозяина, так как тот еще вчера вечером куда-то уехал. А ему необходимо было побывать у нас – моя мама перешивала пиджак для него. – Я указала на стоящую на подоконнике машинку «Зингер». – Господин вахмайстер, этот парень, Иван, очень исполнительный. Да вы же знаете его… Помните, мы как-то были с ним у вас, в участке? Тогда еще поляки необоснованно обвинили его в краже каких-то часов.

Тут я услужливо придвинула к нежданному посетителю стул: «Да вы садитесь, пожалуйста. – Зетцен зи зих, битте».

Вахман с готовностью плюхнулся на стул, достав из кармана большой клетчатый платок, промокнул им лоб, шею.

– Ну, ну, – сказал он с явной ноткой благосклонности, – мне нет оснований не доверять тебе. Только переведи этому лербасу – пусть он сейчас же – зофорт! – катится прочь отсюда и впредь никогда больше не появляется здесь и вообще где бы то ни было без «аусвайса». Предупреди его: с сегодняшнего дня он на особом учете: попадется еще раз без пропуска – так легко не отделается.

Ивану Болевскому не потребовалось повторять замечание вахмана дважды – он пулей вылетел за дверь.

– Ну а теперь, фрейляйн, ответь мне, – вахман строго и выжидательно уставился на меня. – Ответь, только честно, – как часто навещают вас живущие в округе поляки, а также пленные французы и англичане? Я спрашиваю об этом, так как в участок поступили достоверные сведения о том, что вы, здешние «восточники», то и дело нарушаете установленный немецкими властями порядок.

У меня от неожиданности и от испуга ослабли вдруг коленки, но я все же постаралась не отвести взгляд, прямо и честно смотрела на вахмана.

– Пленные? Ой, что вы?! Какие еще англичане и французы?! Господи, да у нас такого никогда и не было! Мы же знаем, господин вахмайстер, что общение русских с иностранцами категорически запрещено. И притом… Да мы даже и разговаривать-то с ними не сможем – никто из нас не знает ни французского, ни английского языков. По этой же причине и поляков у нас не бывает. Вот некоторые русские – наши хорошие знакомые – иногда действительно заходят к нам. Например, Павел Аристархович. Еще – дядя Саша. Он, кстати, наш сосед, живет и работает у Бангера. Вы можете свериться там о нем. А эта девушка, – я показала на Веру, которая почему-то выглядела не в меру растерянной и смущенной (позже выяснилось, что она, как и Иван Болевский, заявилась к нам в тот день без «аусвайса», – хорошо, что вахман не потребовал его у нее!), – а эта девушка – моя подруга. Она раньше жила вместе с нами и тоже работала у господина Шмидта. Как видите, ничего запретного мы не делаем.

– Ну, ну, – снова миролюбиво «пронукал» вахман, – я надеюсь. И все же… – Кряхтя, он поднялся со стула. – И все же наша служба обязана прислушиваться к сигналам местного населения. Так что – предупреждаю! – проверять вас, «восточников», мы будем и впредь. Причем регулярно!

Сволочь эта Эрна. Добилась-таки своего! Я решила, что называется, идти ва-банк:

– Господин вахмайстер, пожалуйста, выслушайте меня. Наша соседка, фрау Эрна, несправедлива к нам, русским. Недавно она без всякого на то основания обвинила нас и наших друзей в воровстве. Мы возмущены этим. Ведь нельзя же каждому оскорблять нас только потому, что мы – «восточники». Я знаю, это она, фрау Эрна, оболгала нас перед вами. Она уже не раз грозилась упрятать всех в концлагерь…

– Фрау Эрна, – толстым, коротким пальцем вахман строго поводил взад-вперед перед моим носом. – Фрау Эрна – жена сражающегося на фронте немецкого солдата и добропорядочная мать семейства. Эта женщина достойна большого уважения!

Ах, как хотелось мне добавить к словам этого дутого индюка, что фрау Эрна к тому же еще и грязная потаскушка, а ее сражающийся на фронте муж – ворюга и мародер!

Держа велосипед за руль, вахман