Павел Аристархович подошел к книжному шкафу. Я не удержалась – последовала за ним. Какое же тут богатство! Тесное межполочное пространство заполнено книгами в разноцветных кожаных переплетах. Лишь нижнюю полку занимают сложенные стопками журналы, кипы пожелтевших газет, какие-то папки.

Павел Аристархович потянулся к верхней полке, вытащил два толстых буро-коричневых тома. Сказал несколько торжественно: «Вот – Достоевский. Тут „Братья Карамазовы“ и „Униженные и оскорбленные“. Для начала возьмите их. Великие книги великого писателя… Их, эти произведения, по праву можно назвать наставниками и учителями человеческих душ. Они развивают душу, делают ее утонченнее и ранимее ко всякому злу, чувствительнее к несправедливости, насилию. Но они же учат также и милосердию, терпимости, умению прощать людские пороки и ошибки. Словом, повторяю, – это великие книги… И ты, девочка, – внезапно он повернулся к Гале, – и ты тоже обязательно прочитай их. Ты ведь обучена грамоте, можешь читать по-русски?»

– Мо… Можу, – от неожиданности Галя поперхнулась, испуганно покосилась на книги, – тильки я таки велики ще николы нэ бачила.

– Павел Аристархович, мы обычно читаем книги вслух, – я и Миша. Иногда еще Василий подключается. Так что, думаю, Достоевского мы тоже прочтем вместе. Только вот со временем у меня сейчас туговато – когда-то уж закончится эта моя вечерняя работа… – Я снова обратилась к книжному шкафу. – А на этой полке у вас Толстой? Ух сколько! И какие большущие тома! Я таких книг еще тоже не видела. Можно мне посмотреть?

– Сделай одолжение. У меня графа Льва Николаевича Толстого восемь томов. Среди них романы «Анна Каренина», «Война и мир», «Воскресение». Есть также двухтомник его повестей и рассказов. Но помнится, ты говорила, что прочла почти всего Толстого. Если захочешь, можешь как-нибудь заново перечитать. Это даже полезно: как говорится, повторение – мать учения. Но не сейчас, конечно. Ведь сразу вам не унести. К тому же здесь нужна, пожалуй, мужская сила… На-ка, подержи…

Он положил в мои протянутые руки два увесистых темно-коричневых тома с тиснеными золотыми буквами, с потертыми на уголках переплетов залысинами. От книг восхитительно пахло старой кожей, воском, слежавшейся пылью. Положив книги на стол, я с бьющимся сердцем рассматривала их. Лицевая сторона обложек украшена металлическими, наподобие серебряных, пластинами с чеканными рисунками… Вот горец-чеченец в мохнатой папахе, низко пригнувшись к седлу, летит на фоне высоких гор на быстроногом скакуне. Его догоняет, вот-вот настигнет, широкоскулый казак в надвинутой на лоб фуражке. Правая рука его уже лезет в карман за пистолетом, узкая сабля бьется по крупу коня… Наверное, иллюстрация к «Хаджи-Мурату»… А как оформлены книги! Текст пересыпан цветными рисунками, что просвечивают под тонкой папиросной бумагой, на внутренней обложке – красивые, затейливые виньетки.

– Павел Аристархович, вы такой, оказывается, богач! Иметь столько книг! Я просто теряю дар речи при виде всего этого. Спасибо вам. Пожалуйста, не беспокойтесь, мы вернем вам все в сохранности. Я обещаю это.

– Да, конечно. Я надеюсь на тебя, – сказал он просто. – Дело даже не в том, что это очень дорогие, юбилейные тома, – ты ведь, вероятно, обратила внимание на год издания, – эти книги – одна из немногих оставшихся нитей, что связывают меня… нас с Юрой с Россией.

Дома я свирепо велела Мишке вымыть сначала руки и уж потом только позволила ему взять книги. Сама же торопливо прошла через кухню в кладовку – переодеться к вечерней уборке на выгоне. Мама с Симой чистили к ужину картошку. Я коротко рассказала им о бедняге Люсьене, затем выпалила гадко свербившую меня все последние часы новость:

– Наталка-то из «Шалмана» беременна… Это надо же, до чего докатилась!

– Откуда у тебя такие сведения? – переглянувшись с Симой, сухо прервала меня мама и надменно, как только она одна умеет, подняла брови. – С каких это пор моя дочь стала собирать и распространять сплетни… Хотя бы и беременна – так что? Это ее личное дело.

Вот и пойми после этого мою строгую, нравственную матушку! Не она ли сама всегда, сколько я себя помню, поучает меня: «Для девушки главное – чистота, скромность и честь. Гулять, развлекаться можно – на то и молодость дана, но!!!» Это «НО!!!»… с жирнющими восклицательными знаками я помню чуть ли не с младенчества.

За прошедшие три недели я успела прочесть «Братьев…», теперь на очереди – «Униженные…» – их сейчас читает Миша. (Коллективные читки в этот раз не получились из-за нехватки времени.) Уж не знаю, не могу сказать – стала ли моя душа от знакомства с семейством Карамазовых «утонченней и ранимей», как предрекал Павел Аристархович, но впечатления сложились самые разнообразные. Наверное, я все-таки духовно еще не доросла до Достоевского – многое в романе мне не понравилось: раздражали нелепые и необъяснимые подчас по своей непоследовательности и жестокости поступки героев, скучными казались некоторые длинноты и отступления. И в целом роман оставил тягостное, безотрадное чувство. А может (это я сейчас так подумала), может, действительно моя душа укреплялась в неприятии несправедливости и насилия. Вот только людские пороки и ошибки, выходит, она еще не готова прощать.

18 июля

Воскресенье

Похоже, что на Восточном фронте, как и предсказывал Василий, повторяется новая «Сталинградская эпопея», а «храбрые защитники Рейха» терпят очередные неудачи (тьфу, тьфу… не сглазить бы!). В сегодняшней газете уже нет тех ликующих и хвастливых ноток, что были совсем недавно. По всем признакам «грандиозное наступление» фашистов под Курском сорвалось и наши войска продолжают гнать немцев на Запад. В статье под названием «В бой идут танки» рассказывается о будто бы небывалом еще в истории войн танковом сражении под селом Прохоровка, что произошло 12 июля: «…В ожесточенных боях, по неполным данным, участвовало с обеих сторон около полутора тысяч бронированных машин… Дым и пепел затмили солнце и небо, и казалось, что на землю спустилась ночная мгла…»

Я читала эти строки и явственно слышала лязг и скрежет металла, вой и грохот снарядов, слышала предсмертные стоны и крики тысяч и тысяч израненных, сгорающих заживо людей, видела вздыбленную, обожженную нашу страдалицу-землю… Господи, Господи, Господи, сколько же опять погибло молодых, здоровых, еще, по сути дела, не живших, не изведавших счастье любить, ребят?!

Заканчивается статья скупыми строками о том, что «…в результате тяжелых танковых боев советским войскам удалось незначительно продвинуться в направлении города Орел». Очень хочется провозгласить громогласное трехкратное «ура» в честь наших родных воинов, но, пожалуй, я не буду искушать судьбу (снова не сглазить бы!) и лучше на сей раз перетерплю.

В небольшой заметке говорится также о