— Если тебе нравится это название. Мне, конечно, приходила вголову мысль, что под Персе Элизабет подразумевала именно её. Но значения этоне имеет. Мы говорим не о греческой мифологии. Мы говорим о чём-то болеедревнем, более чудовищном. И голодном. Вот этим наше чудовище не отличается отвампиров. Только жаждет оно душ, а не крови. По крайней мере я так думаю. Новая«кукла» пробыла у Элизабет не больше месяца, и одному только Богу известно, какизменилась жизнь в первом «Гнезде цапли» за это время, но изменилась она точноне к лучшему.

— И вот тогда Истлейк заказал серебряные гарпуны? — спросилУайрман.

— Этого сказать не могу. Я же многого не знаю, потому чтовся информация идёт от Элизабет, а она тогда едва вышла из младенческоговозраста. И я понятия не имею, что произошло в её другой жизни, потому что ктому времени она перестала рисовать. А если ??на и помнила время, когдарисовала…

— Она прилагала все силы, чтобы его забыть, — вставил Джек.

Уайрман помрачнел.

— В конце жизни она шла к тому, чтобы вообще всё забыть.

— Помните картины, на которых всё широко улыбались, словнопринявшие дозу наркоманы? — спросил я. — На них Элизабет пыталась воссоздатьмир, который она помнила. Каким он был до появления Персе. Более счастливыймир. В дни, предшествующие гибели сестёр, она была очень напугана, но бояласьчто-то сказать, потому что чувствовала: всё пошло не так исключительно по еёвине.

— Что именно пошло не так? — поинтересовался Джек.

— Точно сказать не могу, но на одной картине изображёнстародавний чернокожий парковый жокей, стоящий на голове, и я думаю, что этакартина всё объясняет. Я думаю, для Элизабет, в эти последние перед гибельюсестёр дни, всё перевернулось с ног на голову. И с парковым жокеем связаночто-то ещё, в этом я практически уверен, но не знаю, что именно, а выяснятьвремени нет. Думаю, что в дни, предшествующие гибели Тесси и Лауры, и сразупосле их гибели, «Гнездо цапли» могло быть для семьи тюрьмой.

— И только Элизабет знала почему? — спросил Уайрман.

— Без понятия. — Я пожал плечами. — Няня Мельда могла что-тознать. Вероятно, что-то знала.

— А кто жил в доме в промежутке между находкой сокровища игибелью близняшек? — спросил Джек.

Я задумался.

— Полагаю, Мария и Ханна могли приезжать из школы на уик-эндили два, и сам Истлейк уезжал по делам в марте и апреле. Постоянно находились вдоме Элизабет, Тесси, Лаура и няня Мельда. Элизабет попыталась через рисованиевычеркнуть свою новую «подругу» из своего мира. — Я облизнул губы. Они совсемпересохли. — Она сделала это цветными карандашами, которые лежали в корзинке.Аккурат перед тем, как утонули Тесси и Лаура. Возможно, накануне вечером.Потому что их гибель стала наказанием, так? Как убийство Пэм стало бы моимнаказанием за то, что я полез, куда не следовало. Вы понимаете?

— Святый Боже, — прошептал Джек. Уайрман побелел какполотно.

— До этого скорее всего Элизабет ничего не понимала. — Язадумался над тем, что произнёс, пожал плечами. — Чёрт, не могу дажепредставить, много ли я понимал в четыре года. Но до падения с возка — и яготов спорить, об этом она ничего не помнила — худшей вещью, которая могла сней случиться, было оказаться наказанной. Папочка мог положить её на колено иотшлёпать, или ей могли дать по рукам, если она потянулась бы к плюшкам няниМельды до того, как те остыли. Что она знала о природе зла? Она знала, чтоПерсе — плохая кукла, непослушная, что она делает плохие вещи и заставляетделать плохие вещи, поэтому от неё надо избавиться. В итоге Либбит села скарандашами и листом бумаги, сказала себе: «Я могу это сделать. Если не будуторопиться и приложу максимум старания, я это сделаю». — Я замолчал, провёлрукой по глазам. — Я думаю, так оно и было, но вы должны принимать мою версию сдолей сомнения. История Элизабет могла смешаться с тем, что случилось со мной.Моя память может выкинуть что угодно. Любой глупый фортель.

— Расслабься, мучачо, — посоветовал мне Уайрман. — Сбавьтемп. Маленькая Либбит попыталась вычеркнуть Персе из своего мира. И как этоделается?

— Нарисовать и стереть.

— Персе ей не позволила?

— Персе не знала — я уверен в этом, если не на сто, то надевяносто восемь процентов. Потому что Элизабет умела хранить в тайне своинамерения. Если вы спросите меня как, я ответить не смогу. Если спросите, былали это её собственная мысль… могла ли она придумать такое в четыре годика…

— Вполне возможно, — ответил Уайрман. — Между прочим,соответствует логике четырёхлетних.

— Я не понимаю, как она могла сохранить свой замысел в тайнеот Персе. — Джек покачал головой. — Я хочу сказать… маленькая девочка?

— Этого я тоже не знаю.

— В любом случае план Элизабет не сработал? — спросилУайрман.

— Да, не сработал. Думаю, она нарисовала Персе, и я уверен,что нарисовала карандашами, а когда закончила, всё стёрла. Возможно, человекаэто бы убило, как я убил Кэнди Брауна, но Персе не была человеком. Это еётолько разозлило. Она отплатила Элизабет, забрав близняшек, которых девочкабоготворила. Тесси и Лаура оказались на тропе, ведущей к Тенистому берегу, непо своей воле. Они не собирались искать сокровища. Их кто-то погнал на этойтропе. Им не оставалось ничего другого, как войти в воду, спасаясь от кого-то,и они исчезли.

— Только не навсегда, — вставил Уайрман, и я знал, что ондумает о маленьких следах. Не говоря уже об утопленнике в моей гостиной.

— Да, — согласился я, — не навсегда.

Вновь задул ветер, на этот раз с такой силой, что чем-тошвырнул в стену дома, выходящую на Залив. Мы аж подпрыгнули.

— А как Персе добралась до Эмери Полсона? — спросил Джек.

— Не знаю, — ответил я.

— А Адриана? — спросил Уайрман. — Адриана тоже попала кПерсе?

— Не знаю, — ответил я. — Возможно. — И с неохотой добавил:— Вероятно.

— Мы не видели Адриану, — напомнил Уайрман. — Вот в чёмдело.

— Пока не видели, — уточнил я.

— Но маленькие девочки утонули… — Джек, похоже, не хотел,чтобы оставались какие-то неясности. — Эта Персе заманила их в воду. Иличто-то.

— Да, — кивнул я. — Или что-то.

— Но потом начались поиски? Появились посторонние?

— Да, Джек. Не могли не появиться, — ответил Уайрман. — Людизнали, что девочки пропали. Например, Шэннингтон.