Я почувствовал тёплую липкость на лице и стёр кровь сверхней губы. Уайрман запнулся за пуфик и упал. Я помог ему встать. Увидел, чтоего нос тоже кровоточит. Кровь тонкой струйкой сбегала по шее из левого уха.Сама шея раздувалась и сдувалась в такт быстрым ударам его сердца.

— Господи, этот крик, — сказал Уайрман. — Глаза слезятся, ав ушах звенит. Ты меня слышишь, Эдгар?

— Да, — кивнул я. — Как ты?

— Нормально, если не считать, что только что видел мертвяка,который исчез у меня на глазах! Пожалуй, нормально. — Он наклонился, поднял спола тупой цилиндр, поцеловал. — Восславим Господа за пестроту вещей,[172] — сгуб сорвался лающий смех. — Даже если они не пёстрые.

Это был подсвечник. И тот конец, куда полагалось вставлятьсвечу, потемнел, словно коснулся чего-то очень горячего, а не мокрого ихолодного.

— Во всех домах, которые сдавала в аренду мисс Истлейк,имеются свечи, потому что электричество отключают постоянно, — объяснилУайрман. — Большой дом оборудован генератором, остальные — нет, даже этот. Но вотличие от домов поменьше здесь есть подсвечники из «Эль Паласио», и они, такуж вышло, серебряные.

— И ты это вспомнил? — изумлённо отозвался я. Уайрман пожалплечами, потом посмотрел на Залив. Я тоже.

Увидел лишь отражающийся в воде свет луны и звёзд. На тотмомент, больше ничего.

И тут Уайрман схватил меня за руку. Пальцы сжались назапястье, как «браслет», и сердце чуть не выпрыгнуло из моей груди.

— Что? — Мне не понравился страх, отразившийся на его лице.

— Джек! Джек один в «Эль Паласио».

Мы поехали в автомобиле Уайрмана. Парализованный ужасом, яне услышал, как он подъезжал к моему дому.

Мы нашли Джека в полном здравии. Он сообщил, что ответил нанесколько звонков от давних друзей и подруг Элизабет, но последний был безчетверти девять — за полтора часа до того момента, как мы ворвались в дом,окровавленные, с выпученными глазами, а Уайрман всё ещё размахивая подсвечником— что «Эль Паласио» незваные гости не посещали, и сам он не видел корабля,какое-то время простоявшего на якоре у «Розовой громады». Что он приготовилсебе попкорн в микроволновке и смотрел «Полицейского из Беверли-Хиллз» настарой видеокассете.

Нашу историю Джек выслушал с нарастающим удивлением, но безнедоверия, потому что принадлежал к поколению (мне пришлось напомнить себе обэтом), выросшему на телесериалах «Секретные материалы» и «Остаться в живых». Икроме того, наша история не противоречила услышанному им ранее. Когда мызакончили рассказ, он взял подсвечник у Уайрмана и внимательно осмотрел торец,который цветом напоминал нить накаливания в перегоревшей лампочке.

— А почему этот мертвяк не пришёл ко мне? — спросил он. — Ясидел один, он бы застал меня врасплох.

— Не хочу принижать твою самооценку, — ответил я, — но недумаю, что ты — главная цель у того, кто руководит этим шоу.

Джек уже смотрел на узкую красную отметину на моём запястье.

— Эдгар, это след… Я кивнул.

— Твою мать, — выдохнул Джек.

— Ты осознаёшь, что происходит? — повернулся ко мне Уайрман.— Если она послала к тебе эту тварь, значит, пришла к выводу, что ты всё понялили вот-вот сообразишь, что к чему.

— Я не думаю, что кто-нибудь узнает об этой истории всё, —ответил я, — но мне известно, кем был этот утопленник при жизни.

— И кем? — Джек смотрел на меня широко раскрытыми глазами.Мы стояли на кухне, и Джек держал в руке подсвечник, но теперь поставил его настолик.

— Это Эмери Полсон. Муж Адрианы Истлейк. Они вернулись изАтланты, чтобы помочь в поисках пропавших Тесси и Лауры, всё так, но они непокинули Дьюма-Ки. Персе об этом позаботилась.

Мы прошли в гостиную, в которой я познакомился с ЭлизабетИстлейк. Длинный низкий стол стоял на привычном месте, но пустой. Егополированную поверхность я воспринял идеальной насмешкой над жизнью.

— Где они? — спросил я Уайрмана. — Где фарфор? Где Город?

— Я всё убрал в коробки и поставил в летнюю кухню, — ответилон, неопределённо махнув рукой. — Без особой на то причины, просто не мог…просто не мог… мучачо, хочешь зелёного чая? Или пива?

Я попросил воды. Джек сказал, что выпьет пива, если никто небудет возражать. Уайрман пошёл на кухню. Заплакал он только в коридоре. Рыданиябыли шумные, громкие, каких не подавить, как ни пытайся.

Мы с Джеком переглянулись, потом отвели глаза. Помолчали.

Он пробыл на кухне дольше, чем обычно требуется для того,чтобы принести две банки пива и стакан воды, но полностью взял себя в руки.

— Извините. Обычно на одной неделе мне не приходится терятьлюбимого человека и вонзать подсвечник в глаз вампиру. Ранее случалось либоодно, либо другое. — Уайрман пожал плечами, дабы продемонстрироватьбезразличие. Получилось не очень, но я оценил саму попытку.

— Они — не вампиры, — заметил я.

— Тогда кто же? — спросил Уайрман. — Просвети.

— Я могу сказать вам только то, что узнал по её картинам. Ивы должны помнить, что при всём её таланте она была всего лишь ребёнком. — Язапнулся, покачал головой. — Даже не ребёнком. Совсем малышкой. А Персе…полагаю, можно сказать, что Персе была её духовным наставником.

Уайрман открыл свою банку, глотнул пива, наклонился вперёд.

— А как насчёт тебя? Персе и твой духовный наставник? Онаприложила руку к тому, что ты делаешь?

— Безусловно. Она проверяла пределы моих возможностей ирасширяла их. Я уверен, отсюда и эта история с Кэнди Брауном. И она копалась вмоей голове. Вот так получились картины «Девочка и корабль».

— А остальное?

— Думаю, по большей части всё моё. Но некоторые… — Язамолчал, потому что внезапно в голову пришла жуткая мысль. Я поставил стакан,чуть не перевернув его. — Господи!

— Что? — спросил Уайрман. — Ради Бога, что?

— Тебе нужно принести эту маленькую красную книжицу стелефонными номерами. Немедленно.

Он пошёл, принёс, протянул мне радиотелефон. Я посидел,глядя на лежащую на коленях трубку, не зная, кому позвонить первому. Потомпонял. Но есть один закон современной жизни, ещё более нерушимый, чем тот, чтогласит: когда тебе нужен коп, его никогда нет. И закон этот следующий: когдатебе действительно нужно поговорить с человеком, ты услышишь автоответчик.