Именно его я и услышал, позвонив домой Дарио Наннуцци,Джимми Йошиде и Элис Окойн.

— Чёрт знает что! — в сердцах воскликнул я, нажимая кнопкуотключения связи после того, как записанный на плёнку голос Элис начал: «Ксожалению, я не могу поговорить с вами прямо сейчас, но…»

— Они, должно быть, ещё празднуют, — заметил Уайрман. — Дайим время, амиго, и всё уляжется.

— Нет у меня времени! — вскричал я. — Чёрт! Дерьмо! Чёрт!

Он накрыл мою руку своей, спросил успокаивающим тоном:

— В чём дело, Эдгар? Что не так?

— Картины опасны! Может, не всё, но некоторые — точно!Уайрман обдумал мои слова, кивнул.

— Хорошо. Давай разбираться. Самые опасные, вероятно, изцикла «Девочка и корабль», так?

— Да. Насчёт этих я совершенно уверен.

— Они практически наверняка ещё в галерее. Ждут, пока ихупакуют и отправят владельцам.

Отправят владельцам. Господи, отправят владельцам!

— Я не могу этого допустить.

— Мучачо, чего ты не можешь, так это размениваться попустякам.

Он не понимал, что это вовсе не пустяки. Персе могла погнатьсильную волну, если бы захотела. Но ей требовалась помощь.

Я нашёл телефон галереи «Скотто», набрал его. Подумал, чтотам, возможно, кто-то есть, пусть часы и показывали четверть одиннадцатого.Всё-таки прошлым вечером народ разошёлся гораздо позже. Но упомянутый вышезакон так и остался нерушимым, и я услышал записанный на плёнку голос.Нетерпеливо подождал, потом нажал на кнопку «9» и оставил сообщение:«Послушайте, это Эдгар. Я хочу, чтобы вы не отправляли картины и рисункивладельцам, пока я не дам отмашку, хорошо? Ничего не отправляйте. Задержите ихна несколько дней. Найдите любой предлог, но не отправляйте. Пожалуйста. Этоочень важно».

Я оборвал связь и посмотрел на Уайрмана.

— Они это сделают?

— Учитывая продемонстрированную тобой способностьзарабатывать деньги? Будь уверен. И ты только что избавил себя от долгихподробных объяснений. Теперь мы можем вернуться к…

— Ещё нет! — Моя семья и друзья оставались наиболееуязвимыми, и тот факт, что они разъехались в разные стороны, совершенно меня неуспокаивал. Персе уже показала, что может дотянуться очень и очень далеко. И яопределённо начал вмешиваться в её дела. Наверняка она злится на меня. Илибоится. А может, и то и другое.

Я уже собирался набрать номер Пэм, но вспомнил словаУайрмана о том, что я избежал долгих подробных объяснений. Вместо записнойкнижки Уайрмана я сверился со своей ненадёжной памятью… и на этот раз, пусть ипришлось на неё надавить, она меня не подвела.

«Я услышу автоответчик», — подумал я. И услышал, но сначалаэтого не понял.

— Здравствуй, Эдгар. — Голос Тома Райли, но не его голос.Начисто лишённый эмоций. «Это таблетки, которые он принимает», — подумал я…хотя в «Скотто» отсутствия эмоций не было заметно.

— Том, слушай и ничего не гово…

Но голос продолжал говорить. Этот мёртвый голос.

— Она тебя убьёт, знаешь ли. Тебя и твоих друзей. Как убиламеня. Только я ещё жив.

Я вскочил, покачнулся.

— Эдгар! — резко бросил Уайрман. — Эдгар, что случилось?

— Помолчи, — ответил я. — Я слушаю.

Сообщение вроде бы закончилось, но я слышал его дыхание.Медленное, поверхностное дыхание, доносящееся из Миннесоты. Наконец онзаговорил.

— Быть мёртвым лучше. А теперь я должен поехать и убить Пэм.

— Том! — прокричал я записанному голосу. — Том, очнись!

— Умерев, мы поженимся. Свадебная церемония пройдёт на бортукорабля. Она обещала.

— Том! — Уайрман и Джек уже подскочили ко мне. Один сжималмою руку, второй — культю. Я едва обратил на это внимание.

Услышал: «Оставьте сообщение после звукового сигнала».Раздался звуковой сигнал, и в трубке повисла тишина. Я не положил телефон наколени — выронил его и повернулся к Уайрману.

— Том Райли собирается убить мою жену. — А потом добавил,хотя вроде бы говорил и не я: — Возможно, он уже это сделал.

Уайрман не стал вдаваться в подробности, просто предложилпозвонить Пэм. Я смотрел на телефон, но никак не мог вспомнить номер. Уайрманпродиктовал его мне, но теперь я не мог нажать на нужные кнопки: впервые замногие недели перед глазами стояла красная пелена.

Набрал номер Джек.

Я представил, как в Мендота-Хайтс звонит телефон, иприготовился услышать бодрый, безликий голос Пэм, записанный на автоответчик(сообщение о том, что она во Флориде, но перезвонит, как только вернётся). Пэмуже покинула Флориду, но могла лежать мёртвой на полу кухни рядом с мёртвымТомом Райли. И видение это было таким чётким, что я разглядел кровь на дверцахшкафчиков и на ноже, который сжимала окостеневшая рука Тома.

Один гудок… второй… третий… на следующем включитсяавтоответчик…

— Алло? — Пэм. Запыхавшаяся.

— Пэм! — прокричал я. — Господи Иисусе, это действительноты? Ответь мне?

— Эдгар? Кто тебе сказал? — В голосе слышалось крайнеенедоумение. Она никак не могла отдышаться. А может, и нет. Это был голос Пэм,который я знал: с лёгкой хрипотцой, как бывало после простуды или когда она…

— Пэм, ты плачешь? — и наконец запоздало: — Сказал мне что?

— О Томе Райли, — ответила она. — Я подумала, что звонит егобрат. Или… не дай бог… его мать.

— А что с Томом?

— На обратном пути он был в прекрасном настроении, смеялся,хвастался купленным рисунком, играл в карты с Кейменом и кем-то ещё в хвостовойчасти салона… — Вот тут она совсем расклеилась, и слова прорывались толькомежду рыданиями. Сами же рыдания ужасали, но при этом и радовали. Потому чтосотрясали живого человека. — Он отлично себя чувствовал. А потом, этим вечером,покончил с собой. В газетах, вероятно, напишут, что это несчастный случай, ноон покончил с собой. Так говорит Боузи. У Боузи есть друг в полиции, которыйпозвонил и сказал ему, а потом Боузи дал знать мне. Том направил автомобиль встену ограждения на скорости семьдесят миль в час, а то и больше. На асфальтеникаких следов заноса. Случилось это на шоссе двадцать три, то есть он ехалсюда.

Я сразу всё понял, фантомная рука могла ничего мне неговорить. Персе чего-то хотела, потому что злилась на меня.