Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через некоторое время же появился человек, который бывал у Жаннетт, состоял в партии и приехал, должно быть, как ее представитель. То был Петер Кроль, с которым Дитер меньше всего желал столкнуться — как никто, Кроль мог свидетельствовать против него, зная много о его отношениях с Марией (и, конечно, о том нельзя было знать Альме).
Петер нашел их в кафе пьющими чай после шести часов вечера; медленно приблизился, чуть наклонившись, и поспешил привлечь к себе внимание.
— Мне сказали, что я могу найти вас здесь, — голосом естественно-приятным сказал он, наклоняясь ниже, чтобы смотреть Дитеру в глаза. — Вы меня можете не вспомнить. Я друг Альберта и Марии, нас с вами познакомили. Милостивая госпожа, прошу простить меня…
Альма узнала в нем партийного поэта и нехотя улыбнулась его вежливости.
— Извините, я… вы не представились.
— Понимаю вас. Петер Кроль, к вашим услугам.
— Не хотите ли присесть, друг Альберта? — глупо, не сдержавшись, спросил его Дитер.
— С большим удовольствием, — пропустив грубость мимо ушей, ответил тот. — Если милостивая госпожа не возражает.
Кратким кивком она разрешила.
— Вы из столицы? — сдерживая волнение, спросила она. — Как там?
— Обыкновенно, но, нужно признаться, занимательно. Вы, я полагаю, знаете о последнем назначении? Мы знали, что это случится, и очень жаль, что вы не присутствовали на нашем торжестве.
— А… как вам у нас?
— Не знаю еще, не могу сказать, сударыня. Я прибыл несколько часов назад, мне нужно встретиться с одним человеком. Это не секрет, не беспокойтесь, нет в этом ничего, чего мне бы не следовало вам говорить. Узнав, что я отправляюсь в ваши края, Жаннетт попросила меня передать вам письмо. Позже я вам его отдам.
— Ну, вы лучше о нашем рассказывайте, о том, что у нас там! — воскликнула, потеряв терпение, Альма.
На искреннюю ее эмоциональность Петер Кроль ласково улыбнулся и стал отвечать, растягивая ответы эти на несколько минут. Говорил он хорошо, чувствовалось, что он хочет ей понравиться, но как партийный деятель, а не как мужчина. В Альме же боролись политическая неприязнь (боже, какие ужасные стихи пишет этот красивый мужчина!), симпатия к его приятным манерам и желание вытянуть из него как можно больше информации. Она ерзала на стуле и посматривала на мужа, пока Петер Кроль многословно живописал партийные шествия, обновленные флаги, песни и таинственное единение народа, которое не понять либеральной интеллигенции с ее оторванностью от жизни масс.
— Вы, несомненно, хороший рассказчик, — сказала Альма, воспользовавшись моментом, чтобы его перебить. — Вас привлекает только поэзия?
— Право, сударыня, не стоит нам говорить о поэзии, тем более о моих сомнительных опытах.
— Вот как? — протянула Альма. — Вы о себе невысокого мнения… Это скромность?
— Что вы, я осознаю, что не способен сравниться с нашими великими классиками. Кто я, чтобы претендовать на величие, скажем, Шиллера?
— Вы правы… тем более что Шиллер писал на иные темы.
Понимая ее намек, Петер Кроль все же улыбнулся.
— И все же, сударыня, меня утешает, что я занял достойное место. Получается, мои плохие стихи все же способствуют положительным изменениям. Не за тем ли мы живем на свете?
— Зачем мы живем на свете? — уточнила Альма.
— Чтобы принести что-то красивое или… полезное. В наш мир.
— Мир очень некрасив, — сказал Дитер, — и ваши старания в итоге никому не нужны. Он останется таким же уродливым, как и до вас.
Понимая, что этот человек, мерзкий, с потайным жутким дном угрожает ему самим своим существованием, он не мог все равно удержаться, чтобы не возражать ему. Петер Кроль угадывал его смутный страх и с удовольствием улыбнулся.
— Но я не ваш враг, — с мягкой насмешкой сказал он позже. Альма ушла в номер, оставив их пить глинтвейн. — Более того, я привез вам письмо от Марии. Она хочет помириться.
— Вот как? Я вам не верю.
— Отчего же?
— Мария бы ни за что не отдала вам письмо.
— Вы ничего о нас не знаете, — расслабленно ответил Петер. — Вы считаете, что знаете наши отношения… Вы ошибаетесь.
— Что вам нужно от меня?
— Решительно ничего. Я приехал по поручению партии и воспользовался возможностью, чтобы завезти письмо… Возьмите.
Нерешительно он взял сложенный лист бумаги и взглянул на почерк — руку Марии он узнал бы и спросонья. Небрежно она написала: «Я злюсь, но считаю, что ссориться не стоит. Мне все равно, что ты женат. Если ты любишь меня — приезжай». Он оглянулся в поисках источника огня — оставлять письмо было нельзя, — но наткнулся на печальную улыбку Петера Кроля, что явно осуждал его. От этого осуждения ему стало неловко.
— Я ничего не скажу Альме. — Петер отвернулся. — Полагаю, это не моя забота.
— С-спасибо.
Ну вот, этого не хватало — стать должником партийного. Глупо считать, что Кроль ничего не потребует взамен.
— Я загляну к вам после, — прощаясь, сказал Петер. — Я остановился в вашем отеле, можно сказать, вы единственные мои знакомые в этом замечательном месте.
— Что ему нужно? — неуверенно спросила Альма, стоило ему возвратиться в номер.
— Не знаю, — честно ответил он.
— Ты хорошо его знаешь?
— Нет… Жаннетт познакомила.
Жалуясь на вымышленную головную боль, он отправился в спальню и, улегшись в постель, прокрутил в воспоминаниях, что связывало его с Петером Кролем. Оставшиеся в прошлом усталые вечера после занятий при штабе, захламленная квартира, Альберт на балконе с сигаретой в губах, смех Кати, плечи Марии, такие мягкие, невозможно приятные… В гостиной Альма ругалась с телефоном или с кем-то далеким. Зачем это? Чем это кончится? Как он в это ввязался?
Новым утром, узнав, что Альма встает позже мужа, Петер Кроль явился в кафе близ отеля и спросил, может ли сесть с ним завтракать. Заказав тосты с маслом,