Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе лучше, Эндрю? Лучше, правда?
– Да! Да!
– Если хочешь поблагодарить меня – а я уверен, ты хочешь, –нужно сказать то, что обыкновенно говорил один мой старый знакомец. В концеконцов он предал меня, но все же довольно долго он был мне хорошим другом, и вмоем сердце по сей день есть для него уголок. Скажи "жизнь за тебя",Эндрю. Можешь ты это сказать?
Эндрю мог – и сказал; собственно, он повторял эти слова и,казалось, не мог остановиться. "Жизнь за тебя! Жизнь за тебя! Жизнь…"
Фэннин вновь притронулся к его щеке, и голову Эндрю Квикапронзила страшная, невыносимо острая боль. Он испустил пронзительный крик.
– Прошу прощения, но времени мало, а тебя, что называется,заело. Эндрю, позволь задать тебе прямой вопрос: ты был бы рад прикончитьстрелявшего в тебя позорника? А его дружков и удальца, что притащил мальчишкусюда, – особенно его? А шавку, лишившую тебя глаза, Эндрю? Хотелось бы тебеэтого?
– Да! – выдохнул бывший Тик-Так. Его окровавленные рукисжались в кулаки. – Да!
– Вот и славно. – Незнакомец помог Квику подняться. – Импридетсяумереть, ибо они встревают в дела, которые их вовсе не касаются. Ярассчитывал, что с ними расправится Блейн, однако дело зашло слишком далеко,чтобы полагаться на что бы то ни было… в конце-то концов, кто мог подумать, чтоим удастся забраться такдалеко?
– Не знаю, – отозвался Квик. Сказать правду, он совершенноне понимал, о чем говорит незнакомец, да и не хотел понимать. Восторженноеволнение восхитительным наркотиком туманило его сознание, и после пережитойболи, когда голова казалась ему яблочным прессом, ему было этого довольно.Более чем.
Ричард Фэннин презрительно скривил губы:
– Медведь и кость… ключ и роза… закат и восход… время неждет! Довольно!Довольно, говорю я! Они не должны подобраться к Темной Башнеближе, чем сейчас!
Квик, шатаясь, попятился – Фэннин с быстротой молниивыбросил вперед руки. Одна разорвала цепочку, на которой висели заключенные встекло крошечные часы с маятником, другая содрала с его предплечья"Сейко" Джейка Чэмберса.
– Я возьму это, ладно? – Фэннин-Чернокнижник пленительноулыбнулся, укрыв жуткие зубы за скромно сжатыми губами. – Или ты против?
– Нет, – отозвался Квик, уступая последние символы своейдолгой власти без колебаний – и, по сути, не сознавая, что делает. – Изволь.
– Спасибо, Эндрю, – тихо промолвил зловещий гость. – Атеперь живей: приблизительно через пять минут я ожидаю резких изменений вокружающей атмосфере. Мы должны добраться до ближайшего чулана с противогазамираньше, чем это произойдет, – а ждать, вероятно, осталось очень недолго. Сам япрекрасно мог бы пережить упомянутые перемены, но боюсь, как бы у тебя невозникли некоторые трудности.
– Не понимаю, о чем ты, – сказал Эндрю Квик. В голове у неговновь запульсировала боль, мысли путались.
– И не нужно, – спокойно ответил незнакомец. – Идем, Эндрю,– думаю, нам следует поторопиться. На редкость хлопотливый выдался денек,верно? Если повезет, Блейн зажарит их прямо на перроне, где они, вне всякихсомнений, стоят до сих пор, – с годами у бедняги появились большие странности.Тем не менее я считаю, что нам следует поторопиться.
Он обнял Квика за плечи и, посмеиваясь, увел его в дверь,которой всего несколькими минутами раньше воспользовались Роланд с Джейком.
– Ну хорошо, – сказал Роланд. – Скажите мне его загадку.
– А как же те люди? – спросил Эдди, ткнув пальцем в сторонугорода за огромной колонной залой Колыбели. – Чем мы можем им помочь?
– Ничем, – ответил Роланд, – но помочь себемы еще в силах.Так что это была за загадка?
Эдди посмотрел на обтекаемый силуэт монорельса.
– Он сказал, чтоб раскочегарить его, нам надо залить насос.Только он заливается задом наперед. Тебе это о чем-нибудь говорит?
Роланд тщательно обдумал вопрос, покачал головой и посмотрелна Джейка.
– Есть какие-нибудь соображения, Джейк?
Тот помотал головой.
– Даже не представляю,что такое насос.
– Вероятно, загадка – это не самое трудное, – сказал Роланд.– Блейн кажется нам живым, поскольку разговаривает, как живое существо, однакоон все равно остается машиной – хитроумной, но машиной. Свои двигатели онзапустил сам, а вот чтобы открыть ворота и его двери, должно быть, нужен шифрили код.
– Нам лучше поторопиться, – нервно заметил Джейк. – С техпор, как он говорил с нами в последний раз, прошло наверняка никак не меньшедвух-трех минут. А то и больше.
– Ладно тебе высчитывать, – хмуро сказал Эдди. – Здесь времячокнутое.
– И все-таки…
– Да, да. – Эдди покосился на Сюзанну, восседавшую верхом набедре стрелка, но та отрешенно смотрела на числовой ромб. Молодой человек сноваперевел взгляд на Роланда. – Насчет шифра ты наверняка попал в точку – небось,потому тут и натыкана такая прорва кнопок с цифирью. – Он повысил голос: – Так,Блейн? Хоть это мы угадали правильно?
Молчание. Только убыстряющийся рокот двигателей моно.
– Роланд, – вдруг окликнула Сюзанна, – тебе придется мнепомочь.
Выражение мечтательной отрешенности сменилось иным, вкотором соединились ужас, смятение и решимость. Никогда еще молодая женщина неказалась Роланду столь прекрасной… или столь одинокой. Когда они, стоя у краяполяны, смотрели, как Медведь силится стащить Эдди с дерева, Сюзанна сидела уРоланда на плечах и стрелок не видел, какое у нее сделалось лицо, когда онсказал, что стрелять должна она. Теперь, глядя на молодую женщину, он понял,что это было за выражение. Ка– колесо, его единственное назначение – вращаться,и в итоге оно неизменно приходит туда, откуда начинало. Так бывало всегда и такбыло сейчас; Сюзанна вновь повстречалась на узкой дорожке с медведем, и ее лицоговорило, что это для нее не секрет.
– Что? – спросил он. – В чем дело, Сюзанна?
– Я знаю ответ, но не могу его ухватить. Застрял в памяти,как рыбья кость в горле. Мне нужно, чтобы ты помог мне вспомнить отца – нелицо, а голос. Его слова.
Джейк украдкой поглядел на свое запястье, и в памятимальчика неожиданно вновь всплыли зеленые, как у кота, глаза Тик-Така: вместочасов там было белое пятно, резко выделявшееся на темном загаре. Сколько ещевремени у них остается? В лучшем случае минут семь, никак не больше. Джейкподнял взгляд и увидел, что Роланд перекатывает по костяшкам левой руки патрон.Мальчик почувствовал, как сразу потяжелели его веки, и быстро отвел глаза.