Перед смоловарней стояло восемь коней, в том числе одинкрасивый вороной и один исключительно красивый сивка. Со стрехи поднималасьструйка дыма. Рейневан немедленно развернул коня. Те восемь коней непринадлежали ни смоловару, ни тем более крестьянам, возле сёдел висели топоры,чеканы и булавы, хозяева были люди военные. Он намеревался отъехать тихо, покаони его не заметили. Но было уже поздно.

Из небольшого овина вышел тип в бриганитине, неся охапкусена. Увидев Рейневана, он бросил сено, крикнул. Из овина выскочил второй,похожий, как близнец, оба с криками набросились на него. Рейневан метнулся квисящему возле седла самострелу, схватил за ручку барабана, закрутил. Зубчатоеколесо жутко заскрежетало, что-то хрустнуло, ручка оторвалась, а рычагсломался. Сломался его верный самострел, сделанный в Нюрнберге, перевезенныйконтрабандой из Польши в Чехию, купленный Шарлеем за четыре венгерских дуката.«Это конец» – промелькнуло в его голове, когда пришпоривал коня.«Конец», – подумал он, когда его стягивали с седла. «Конец», – былуверен он, прижатый к земле, видя блеск кривого сапожного ножа.

– Эй! Эй! Оставьте! Пустите его! Это свой! Я его знаю!

«Этого не может быть, – подумал Рейневан, неподвижнолежа и глядя в небо. – Так в жизни не бывает. Такие вещи случаются тольков рыцарских романах. И то не во всех».

– Рейневан? Ты цел?

– Ян Куропатва? Из Ланьцухова? Герба Шренява?

– Он самый. Ох, Рейневан, плохо ты выглядишь. Я тебяедва узнал.

В компании были и другие знакомые. Якуб Надобный, ЯнТлучимост, литвин Скирмут. И главарь всей группки, русский атаман, незабываемыйкнязь Федор из Острога. Враждебно сверливший Рейневана пронзительным взглядомчерных глазок.

– Чего ты, – заговорил наконец князь, – такглазами от морды к морде бегаешь? Высматриваешь боярина Данилку, того, что тына Одрах ножом пырнул? Убили его словаки над Вагом. Hergott, счастье твое,потому что он злопамятен был. А я не злопамятен. Хотя ты тогда в Одрахнапакостил, ужасно напакостил, я тебе это похристиански прощаю. И зла не держу.Но сначала давай выпьем за согласие. Давай меда, Микошка. Ну, за здоровье!

– За здоровье!

– А тебе, Рейневан, – вытер усы Куропатва, –куда именно надо? Спрашиваю, потому что, может, с нами поедешь?

– Я на север, – Рейневан решил не слишкомоткровенничать.

Поляк не успокоился.

– Куда конкретно?

– Велюнь.

– Ха! Так ведь и мы в ту сторону. Езжай с нами, в comitivieвеселей. И безопасней. А, Федька? Возьмем его?

– Мне все одно. Хочет, пущай едет. За здоровье!

– За здоровье!

Они ехали на север по зеленой долине Пшемшы.

Возглавлял князь Федор Федорович Острожский из Острога, сынлуцкого старосты. За ним ехал на красивом сивке Ян Куропатва из Ланьцуховагерба Шренява. За ним Якуб Надобный из Рогова герба Дзялоша. Откуда-то родом изВеликопольши Ян Тлумочист герба Боньча. Ежи Скимунт, литвин, род которогосовсем недавно удостоился быть принятым в польский герб Одровонж.[356]Акакий Пелка герба Янина, столь сомнительного, что его насмешливо называли«Солонина». Братья Мельхиор и Микошка Кондзьолы герба, также вызывающегосомнения, такого же рода и явно такого же поведения.

Душевное состояние Рейневана делало его абсолютнобезразличным ко всему, его мало что интересовало. Тем не менее, он несколькоудивился, увидев Острожского. До него доходили слухи и сплетни, согласнокоторым князь уж который раз подряд предал гуситов и предложил свои услугикоролю Сигизмунду Люксембуржцу; такие случаи имели место год тому, то естьвскоре после той бурной ночи в Одрах, когда дело дошло до ножей. Молва несла,что Люксембуржец принял Федьку за провокатора и приказал его заточить вместе совсей сопровождающей его компанией. Ба, поговаривали даже о казни на площади вПожоне, объявились даже очевидцы, описывающие казнь с красочными подробностями.И вот, к удивлению Рейневана, казненные ехали себе абсолютно беззаботно позеленой долине Пшемшы. В другой ситуации Рейневан, может, что-то бы заподозрил,может, задумался бы два раза перед тем, как присоединяться к подозрительнойгруппе. Но ситуация не была другой. Она была такой, какой была.

На западе, с окрестностей Гливице и Бытома, в небоподнимались черные столбы дыма. В то же время в селах, мимо которых онипроезжали, не заметно было паники, на лесных дорогах не было видно беженцев.Князья Конрад Белый и Казимир из Освенцима, видимо, пользовались довериемлюдей, они верили, что их жизни и имущество будут защищены, ведь для этого ивыжимали из них дань. Независимо от их фактических планов, князья в этомотношении производили хорошее впечатление. Чем дальше на север, тем больше былозаметно военное присутствие. То и дело где-то гордо трубили рога, несколько разони замечали на горизонте вооруженные кортежи, идущие вскачь с развернутымифлагами. Кавалькада Федьки из Острога держалась малолюдных дорог, благодарячему за два дни пути они не нарвались ни на один военный отряд или разъезд.Однако опасность такая всё время существовала. Рейневан, несмотря наотрешенность, чувствовал беспокойство. Если бы солдаты их схватили, они моглибы быть повешены на первом попавшемся суку, а расставание с земной юдолью такимспособом ему вовсе не улыбалось.

Общество князя, казалось, опасностью пренебрегало.Острожский и его дружки вели коней ленивым шагом, зевая или разгоняя скукудурацкими разговорами.

– Смотрите, народ, – Якуб Надобный развернулся вседле. – Мы едем, прям как из легенды взяты. Братья славяне! Лях, Рус иЧех!

– Лях, Рус и Немец, – скривился ФедькаОстрожский. – Где ты здесь чеха видишь?

– Рейневан, – сказал Тлучимост, – с чехамиводится. И говорит почешски.

– Федька, – сказал позади Скирмунт, –ругается помадьярски, но он же не мадьяр. А Рейневан не немец, а силезец.

– Силезец, – Федька сплюнул, – Значит, ни то,ни сё. С перевесом немца.

– А ты сам, – спросил Рейневана Куропатва, –кем себя считаешь?

– А вам, – пожал плечами Рейневан, – какаяразница?

– Без разницы, – согласился Куропатва.

– Ну вот, – обрадовался Надобный. – Я жговорил, что взяты, как из легенды. Лях, Рус и без разницы.

– Слушай, Надобный, как там было с твоим братомГиньчей? Это правда, что он королеву Соньку трахал?