Федька ударил его чеканом. Мельхиор рубанул топором второго,Микошка заколол мечом третьего. Кровь забрызгала стену и купель для крещения.Четвертого монаха Тлучимост прижал к стене, замахнулся ножом. Рейневан схватилего за руку.

– Что такое? – дернулся поляк. – Отпустирукав!

– Оставь его, жалко времени! Другие уже хватают добычу!

В нефе и на хорах продолжалась дикая гонка. Братья Конзьолыгонялись за паулинами, секли и рубили их, кровь обагряла белые рясы, лилась попаркету, брызгала на скамьи, на подножье алтаря. Острожский вбежал за одниммонахом в часовню, почти в то же мгновение оттуда донесся чудовищный крик.Другого Куропатва держал за рясу, дергал и тряс его.

– Armarium! – ревел он, брызгая слюной монаху влицо. Armarium, святоша! Веди в сокровищницу, а то убью!

Монах всхлипывал, вертел головой. Куропатва повалил его наколени, затянул чётки на шее и начал душить.

Убегающие паулины нарвались прямо на Рейневана и Тлумочиста.Рейневан ударил одного кулаком, другого повалил пинком, третьего со всей силытолкнул на каменную колонну. Тлумочист зареготал, присоединился, нанося ударытем, кто пытался подняться. Подскочили братья Кондзьолы, один с топором, второйс мечом.

– Оставьте! – крикнул Рейневан, заступая им путь иразводя руки. – Они уже получили! Я надавал фратерам по морде! Нука, живо,брать сокровища, сокровища!

Братья довольно неохотно, но послушались. Вместе сТлумочистом вскочили на алтарь, схватили дароносицу и крест, собралиподсвечники, стянули вышитую скатерть. Залитый кровью Острожский выскочил изчасовни, таща завернутую в плащ икону. За ним выбежал Надобный, в обеихпригоршнях неся серебряные дары, а под мышкой светильник.

– А ну айда в сокровищницу! – крикнулкнязь. – За мной!

Через ризницу они пробрались в помещения, прилегающие ккапитулярию. Двери в armarium, на которые указал трясущийся монах, поддалисьпод ударами топоров. Кондзьолы ворвались внутрь, через минуту началивыбрасывать добычу. На пол полетели вышитые золотом ризы, серебраные сосуды дляреликвий, литургийные чаши и подносы, кибории, кадила, акваманилы, дажекрапила. Куропатва и Рейневан впопыхах запихивали всё в мешки.

Во дворе уже стоял воз; Акакий Пелка и явно напуганныйразвитием событий Скирмунт запрягали в него лошадей, выведенных из конюшни, крешеткам приторачивали запасных. Кондзьолы и Куропатва свалили на воз мешки сдобычей. Из церкви выбежали Тлумочист и Надобный, последний с красочнымсборником гомилий под мышкой.

У притвора сидел и трясся от плача старый паулин. МикошкаКондзьол заметил его, достал кинжал.

– Брось, – сказал Рейневан.

И голос у него был такой, что поляк послушался.

Федор Острожский, уже в седле, замахнулся и швырнул на крышусарая факел. Второй бросил на крышу конюшни Тлучимост. Скирмунт и Пелка заскочилина воз, один схватил вожжи, второй стрельнул батогом над конями.

– Айда! Айда!

Они бежали Велюньским трактом, дорогой на Клобуцк. Бежали наполном скаку. Однако, кони, запряженные в телегу, скакать не очень могли и неочень хотели. Не помогали ни крики, ни кнут.

– Съезжай туды! – Федор из Острога показал ездовымпридорожную поляну возле свежей вырубки. – Туды!

– Значит, – Ян Тлучимост беспокойноосмотрелся, – здесь добро поделим? А потом каждый сам по себе?

– Разве что каждый сам по себе хочет висеть, –съязвил Федька. – Не, хлопцы, едем вкупе аж до Велюня. Там поделимся идвинем на Куявы, а оттуда в Марку или в Пруссию.

– И правильно, – кивнул головой Куропатва. –Мы обработали Ясну Гуру, этого нам не простят. От Польши нам надо как можнодальше.

– И как можно быстрее, – добавил Надобный. –Давайте бросим к черту эту сраную телегу. Мы в монастыре не набрали столько,чтобы не влезло во вьюки и на запасных коней. А, Федька?

– Выпрягайте, – согласился Острожский. – Иперегружайте. А я тем временим должен еще что-то сделать.

Он спешился, стянул с телеги икону, развернул. Пелка охнул.Ян Тлумочист открыл рот. Ежи Скирмунт машинально перекрестился. Ян Куропатва изЛаньцухова покрутил головой.

– Если это то, что я подумал, – сказал он, –то давайте оставим это здесь. Бросим. Я бы не хотел, чтобы меня с этим поймали.

– С этим, без этого – какая разница? – Федькабросил икону на траву. – Это же только намалевано на доске. Вся егоценность в этих цацках и украшениях. Которые я не оставлю. Помоги кто-нибудь!

Ежи Скирмунт демонстративно скрестил руки на груди. Якубнадобный из Рогова и Ян Куропатва герба Шренява не шелохнулись. На помощьОстрожскому поспешил только Тлучимост и братья Кондзьолы.

Мадонна Ченстоховска без сопротивления позволила, чтобыкинжалами поддели и сорвали ее корону из золотой бляхи. Она не проронила низвука, ни слезы, когда сорвали корону ее Сыну. Ее темное лицо не дрогнуло,когда срывали бляху с манжет одеяния. Печальные глаза не изменили выражения,маленькие и тонкие губы не шевельнулись, когда выковыривали жемчуг идрагоценные камни.

Треснуло и поломалось дерево, затрещало и порвалось полотно.Ограбленная икона разломалась под ножами. На две доски. Больше и меньше.

Рейневан стоял, беспомощно и бессильно опустив руки. Кровьбросилась ему в лицо, глаза застилал туман.

«Hodegetria, – звучало у него в голове. –Указывающая путь. Великая Матерь, Pantea-Всебогиня. Regina-Царица, Genetrix-Родительница,Creatrix-Творящая, Victrix-Победительница».

– Хватит, – Острожский встал. – Те маленькиенехай остаются, не стоит возиться. Можем в дорогу. Только сперва выполню то,что велели.

«Матерь природы, властительница стихий, царица и госпожасияющих высот. Та, чью единственную божественность в множестве образов почитаетвесь свет под разными именами и в различных обрядах».

Князь Федор Острожский вытащил из ножен широкий тесак спростым крестоподобным эфесом. Он подошел к ограбленной иконе.

Рейневан стал ему на пути.

– Уничтожь что-то другое, – сказал онспокойно. – Это нельзя.

Острожский отступил на шаг, прищурил глаза.

– А ты всё пакостишь, немчура, – процедилон. – Ничего, только пакостишь. Твои пакости мне уже надоели, терпеть твоипакости не могу. Прочь с дороги, а то убью!

– Отойди от иконы.