– Неправда, – возмутился Надобный. – Ложь ипоклеп! Невинно его Ягелло в Хенцинах приказал посадить. Поэтому я и пошел заКорыбутовичем в Чехию, наперекор королю. За то, что он с Гиньчей несправедливопоступил, гноя его на дне ямы, как пса.

– А ты не врешь? Потому что говорили, что Гиньча наВавеле трахал.

– Трахал, – признал Надобный. – Но некоролеву, а ее фрейлину. Щуковскую.

– Которую? – поинтересовался бывалый, видимо,Куропатва. – Каську или Элишку?

– Если хорошенько подумать, – подумалНадобный, – то, наверное, обеих.

На следующий день они подошли под Люблинец, городишко,расположенный на дороге из Севежа до Олесьна, важном пути для товарообменаСилезии с Малопольшей. Компания потирала руки и вслух радовалась мыслям олюблинецких корчмах и о пиве, которое там варят, однако ко всеобщемуразочарованию Федор Острожский приказал им остановиться на привал вдали отзастроек и строго запретил там показываться. Сам, в сопровождении только ЯнаКуропатвы, подался в город. Под вечер, когда стало темно. Обещая вернуться нарассвете.

Поначалу всё это мало волновало Рейневана. В конечном счетекнязь Острожский был атаманом, авантюристом и наемником всякий раз у другогохозяина, замешанным в аферы и такие делишки, которые следовало улаживать тайно,скрытно и впотьмах. Однако, со временем любопытство взяло верх, тем более, чтои случай подходящий нашелся. Дело в том, что компания плевала на приказы князя.Оставив Скирмунта и Рейневана стеречь лагерь, они двинулись в сторону ближайшихсел на поиски выпивки, еды и возможно секса. Когда Скирмунт уснул, Рейневан селна коня и втихаря отправился в Люблинец.

По погруженному во мрак городу расползался дым, лаялисобаки, ревели волы. Единственным освещеным, причем обильно, домом был накрытыйстрехой из камыша комплекс корчмы, несмотря на позднюю пору, там было полнолюдей, стоял шум и гам. Рейневан достаточно быстро высмотрел бросающегося вглаза серого коня Куропатвы и возле него вороного коня Острожского. Скрываясь втемноте, он уже собирался приблизиться, как вдруг к корчме подъехал с топотом илязгом достаточно многочисленный кортеж, сопровождающий карету. Во дворвыбежали дворовые с факелами, в круг света от светильников, выйдя из кареты,вступил богато одетый, статный и крепкий мужчина с рыцарской внешностью. Наступени корчмы, чтобы его встретить, вышел мужчина в обшитой соболями шубе,чуть моложе, с ростом и фигурой тоже рыцарской, слегка толстощекий. Рейневанвздохнул. Он знал их обоих.

Гостем был Конрад, епископ Вроцлава. Встречал ЗбигневОлесницкий, епископ Кракова.[357]

Епископы, обменявшись приветствиями, вошли внутрь.Вооруженные и прислуга с факелами создали вокруг дома плотный кордон, конныестрельцы отправились патрулировать околицу. Рейневан, поглаживая коня похрапам, попятился в темноту. Надо было возвращаться. О том, чтобы подкрасться иподслушать, о чем сановники будут говорить, можно было и не мечтать.

– Польские фантазии, – сказал вроцлавскийепископ. – Польские фантазии о Силезии. Наконец-то вылезло шило из мешка.Еретики, вероотступники и их союзники – польские отщепенцы разграбилиратиборское княжество, опустошили козельскую землю, спалили Крапковице, Бжег иУязд, ограбили и разрушили монастырь цистерцианцев в Емельнице, сейчас идут наГливице и Тошек. А на границе стоит польское коронное войско, готовое квооруженной интервенции и аннексии Верхней Силезии. А ты, краковский епископ,вместо того, чтобы наложить анафему на короляязычника, вместо того, чтобывсяких Шафранцев, Збонских, Мельштынских и других польских приспешников ересижечь на кострах, договариваешься со мной о встрече, хочешь вести переговоры,заключать договора. Какие? О чем? Я говорил твоему послу, Лодзицу Бниньскому,что о польской интервенции не попрошу. Никогда.

– Польское войско не войдет в Силезию, пока корольВладислав не даст приказ.

– Тоже мне гарантия. Ягелло – старый гриб. Слушает то,что ему нашепчут.

– Факт, – согласился Збигнев Олесницкий. – Ашепчут всякие. В том числе покровители ереси, русские схизматики и те, что радыбы видеть Литву оторванной от Польши. А ваш король Сигизмунд Люксембургскийпомогает им, раздражая Ягеллу обещаниями короны для Витольда.

– Король Сигизмунд, – гордо поднял головуКонрад, – может раздавать короны, кому захочет.

– Сможет, когда станет императором, что, в общемто, нетак уж неизбежно. В настоящее время король Сигизмунд в своих местечковых инедальновидных интересах подвергает опасности Вселенскую Церковь. И миссию,которую Церковь должна выполнить на Востоке. Миссию христианскую,цивилизаторскую и евангельскую.

– Миссию, которая должна выполнить Польша? Мессия иизбранный народ, оплот христианства? Ты грешишь гордыней, Збышек, польскойгордыней. Миссию, о которой ты говоришь, с таким же успехом выполнит корольВитольд.

Краковский епископ сунул руки в рукава шубы.

– Коронованный король Витольд ничего невыполнит, – сказал он. – Его не интересует ни Миссия, ни Рим. Егоинтересует власть и только власть. Апостольская столица об этом знает, поэтомуне даст санкцию на коронацию Витольда. Апостольская столица знает, что навостоке она может опереться только на Польшу, только на Польшу может возлагатьнадежду в борьбе равно как со схизмою, так и с ересью. Кто ослабляет Польшу,разрушая ее союз с Литвой, тот является врагом не только Польши, но Церкви.

– Нынешнему папе ворожеи дают неполный год жизни. А егопреемник может меньше любить поляков. Особенно, когда убедится, кто являетсяистинным христианином. Кто тайно поддерживает и довооружает кацеров, а ктовоюет с ними с оружием в руках, уничтожает их огнем и железом, чтобы положитьокончательный крест еретической заразе.

– Ага! – Тут же догадался Олесницкий. –Готовите крестовый поход. Опять? Так спешите, чтобы вам надавали по морде? Аведь чехи дадут вам снова. Опять будете бежать оттуда, очертя голову, со стыдоми позором, скомпрометированные перед всем христианским миром. Начните же вы, вконце концов, думать. Тем, что вы позволяете кацерам так себя дубасить, выусиливаете их.

– Это вы их усиливаете. Вы, поляки. Вашей поддержкой.Если бы вы вместе с ними не вступили…