то арманьяк или бургиньон, государственные чиновники служили государству. Не все остатки мармузетов перешли в партию арманьяков. В период раскола некоторые вспоминали государственных деятелей 1389 года, которые опирались прежде всего на скреплявшее их единство. В 1412 году в высшей королевской администрации этот дух еще сохранялся, группы объединялись вокруг лидера, который не был ни принцем, ни фракционером, как, например, старый канцлер Арно де Корби. В Парламенте заседали арманьяки и бургиньоны, а также советники, продвинутые туда герцогом Беррийским. Но члены Парламента составляли сплоченную группу, объединенную воспитанием, культурой, совместной деятельностью, союзническими и родственными узами. Солидарность в трудные годы порождала боевой дух, который был сильнее разногласий. Осознавая свою независимость и единство, когда он оказывался под угрозой, королевский Верховный суд шел к тому, чтобы стать великим органом государственной власти.

1412 год — это время раздоров, гражданской войны, бунтов и насилия. Но какими бы слабыми в тот момент они ни были, король и великие органы государственной власти были силой будущего.

Глава XXVIII.

Кабошьены и невозможная реформа

Кто такие кабошьены? "Народная фракция партии бургиньонов… названная так по имени ее лидера Симона Кабоша, парижского мясника. Этой фракции мы обязаны Кабошьенским ордонансом 1413 года, содержащим мудрые административные и судебные реформы". Если верить французскому энциклопедическому словарю Le Petit Larousse illustré, именно такой след оставили в историческом сознании французского народа парижские повстанцы 1413 года.

Затем были революционные весенние дни, "диктатура скотобоен", навязанная королю и герцогу Бургундскому, насилие на улицах, казни на площади Ле-Аль, грабежи и убийства, бегство знати. Так кабошьены заняли свое место после майотенов и мудрых мармузетов, просвещенного мецената Людовика Орлеанского и "печально известной" Изабеллы Баварской, в коллекции мифов, которыми наполнена народная память о правлении Карла VI, пересказанная французам Жюлем Мишле.

Но реальная история разрушает мифы. Симон Ле Кутелье, известный как Кабош, не был мясником. Он был работником скотобойни, снимал шкуры с туш животных, был сыном торговки требухой на площади Нотр-Дам, и, возможно, его прозвище произошло от того, что его работа заключалась в отрезании голов быкам и овцам. Карл Орлеанский, номинальный лидер партии арманьяков, в то время еще не был "утонченным поэтом". Он не воспевал "прекрасную Францию, которую любит мое сердце", а наводнил королевство наемниками-грабителями и вызвал на помощь грозных англичан. Что касается Иоанна Бесстрашного, то он сам в дни бунта серьезно опасался за свою жизнь…

И не без оснований. После заседания Генеральных Штатов с 30 января по 13 февраля, увольнения почти всех королевских финансовых чиновников и ареста некоторых офицеров короны, уличные бунты переросли в восстание. 28 апреля в Париже начались беспорядки, направленные против Дофина, были арестованы несколько его советников, в том числе герцог Барский, ближний кузен короля. После этого 9, 10 и 11 мая кабошьены захватили главные парижские укрепления. Новый бунт 22 мая был направлен против свиты королевы, фрейлины которой были брошены в тюрьму вместе с ее родным братом Людвигом Баварским. Через два дня толпа вновь взбунтовалась и потребовала обнародовать ордонанс о реформе, который готовился еще Генеральными Штатами и был принят Карлом VI на заседании Парламента 26–27 мая. В городе воцарилось насилие, король, королева и Дофин оказались в заложниках у кабошьенов, а герцоги Беррийский и Бургундский утратили контроль над ситуаций. В то время как умеренная буржуазия пыталась восстановить хоть какое-то подобие порядка, двор обратился за помощью к арманьякским принцам. Соглашение было достигнуто 28 июля. Несмотря на кабошьенов, справедливо опасавшихся мести арманьяков, 4 августа Понтуазский мир был парижанами принят. В последующие дни руководители восстания бежали — одни во Фландрию, другие в Бургундию. 23 августа герцог Бургундский также бежал в "свою Фландрию", а 5 сентября новым решением Парламента Кабошьенский ордонанс был отменен. Иоанн Бесстрашный лишился власти, реформа провалилась.

Парижане, пережившие эти смутные месяцы и оставившие о них свои свидетельства, воспринимали их по-разному, в зависимости от своих политических взглядов. Анонимный автор Дневника парижского буржуа, убежденный бургиньон, одобрял насилие учиненное кабошьенами, и считал арманьякских принцев и их сторонников врагами, "ненавистниками простого народа", которые думали только о том, чтобы "разрушить добрый город Париж". Жувенель дез Юрсен, пересказывая воспоминания своего отца, умеренного арманьяка и участника этой драмы, говорил о "злых людях, изготовителях требухи, мясниках, скорняках, кожевниках, портных и других бедняках низкого положения, которые занимались бесчеловечной, отвратительной и бесчестной работой". Именно он назвал их кабошьенами, как это было принято в Париже в то время. Название прижилось. А другие их прозвища — живодеры, белые шапероны — получили благородя арманьякам настолько дурную известность, что при Карле VII живодерами стали называть банды наемников, которые в перерывах между войнами наводили ужас на жителей сел и деревень. Монах из Сен-Дени, менее вовлеченный в борьбу партий, дает очень полный отчет о произошедших событиях, основанный на текстах речей, писем и королевских актов, которые ему удалось изучить, а вот Николя де Бай, секретарь Парламента, смотрел на все строго с точки зрения государственного служащего.

Париж в начале XV века

Мясники

Как и Жан Жувенель, секретарь Парламента, отец которого был кожевником, был в ужасе от внезапного вторжения мясников в политическую жизнь столицы. Однако были мясники и мясники, и не следует путать Симона Кабоша с мясником Дени де Шомоном, Гарнье де Сен-Йоном и Гийомом Оскюлем, хозяевами парижского Большого мясного рынка (Grande Boucherie). Торговля мясом сделала этих людей богатыми купцами.

В Париже существовало несколько мясных рынков — Большой рынок на площади Ле-Аль, рынок дю Тампль, рынок де Сент-Элуа и рынки на левом берегу Сены — Сен-Жермен-де-Пре, Сен-Марсель и Сен-Женевьев. При строго ограниченном числе мясников и лавок торговцы мясом была высокоорганизованной корпорацией. Эта корпорация была очень закрытым сообществом и никто не мог стать мясником, если не был сыном, племянником или зятем мясника. Но в то же время это было очень сплоченное сообщество, с активной правовой системой и сильным чувством солидарности в защите своих интересов. Помимо монополии на продажу мяса, существовала также монополия на торговлю скотом из более или менее отдаленных регионов. Мясники скупали целые стада скота, который они откармливали на своих пастбищах в Бри и долине Сены. Они также — и только они — торговали шкурами, жиром и салом и занимались другими видами деятельности: покупкой и продажей зерна и дров, но прежде всего финансовыми спекуляциями. Оперируя крупными суммами денег, они выдавали займы, принимали вклады, а иногда и занимались переводом средств.

На протяжении всего XIV века их экономическая роль продолжала расти. Росли и их состояния. Уже в 1360 году при сборе выкупа за короля Иоанна их вклад занимал четвертое место в списке парижских кредиторов. Последующие годы, особенно после 1380-го, были для них очень благоприятными. В конце Средневековья в Париже потребляли много мяса, гораздо больше, чем в последующие века. Историки XIX века были даже этим шокированы. Честные ученые, они вынуждены были признать, что потребление мяса на душу населения в те мрачные