кретин… — вздох. — Штаны-то хотя бы надень.

Третий голос. Ахин сделал шаг вперед, с трудом отлепив ногу от пола. Он шел к краю стенки из бочек. За его спиной пошевелилась темнота, повторяя движения своего нового хозяина.

— Я просто увлекся. Не вини меня! Кадишка никогда не позволит мне сделать с ней нечто подобное.

— Еще бы…

— Нормальному человеку даже в голову не придет вытворять такое.

— А сами-то?

— Все в пределах разумного, — смешок. — Относительно.

Ахин сделал еще шаг. Голова снова дернулась, едва не свернув ему шею. По телу растеклась боль, но он даже не заметил ее, пока она не вышла темным фантомом вперед, опережая одержимого. И мрак сразу вдавил ее обратно. Боль вернулась, став сильнее, чем прежде.

— Надо было с ней помягче.

— Помягче? Со шлюхой? — плевок. — С какой стати?

— А с такой! Думаешь, она тут только для тебя?

— Да ладно тебе.

— Не ладно! Посмотри на нее! — глухой удар. — У какого нормального мужика появится желание, глядя на такое?

— А какая красивая была…

Следующий шаг. Наверное. Ахин не осознавал своих действий, его толкала вперед тьма. Никаких мыслей, никаких желаний. Цель предельно проста и понятна — завернуть за угол. Ничего лишнего. Ничего.

— Вы так говорите, будто бы только я виноват.

— А кто еще?

— Да все! Половина Бирна тут побывала!

— Так ты же всем и разболтал.

— Но…

— И не ты ли ее сейчас придушил?

— Ну…

— Выходит, ты виноват, — вздох. — А нам бы она еще послужила.

Вроде бы Ахин сделал еще один шаг. Во всяком случае, конец стенки из бочек приблизился. Одержимый не хотел видеть то, что находится за углом. Ему ведь и так все известно, зачем тьма ведет его, толкает, тащит за собой? Надо просто повернуться, уйти и забыть. Но он не мог. И уже не сможет никогда.

— Послужила бы, но недолго.

— Думаешь, этот хмырь скоро вернется?

— Не знаю. Может, он вообще не вернется.

— Вестей о том, что его поймали, пока еще не было. Значит, будем считать, что вернется.

— Будем надеяться.

— Да, надеяться. Деньги сами себя не выплатят.

— И трупы из пещер без него не уйдут.

— Это тоже, ага.

— К слову, о трупах, — еще один глухой удар. — Что с ней делать будем?

— Ну, пока еще теплая…

— Эй, хорош уже!

— Да я быстро.

Ахин остановился у угла. Остался один шаг. Последний. Уже не тьма ведет его. Он сам стал Тьмой.

— Я вроде как тоже созрел. Она даже мертвая получше моей женки будет.

— Ладно… Ну а потом? Как и планировали?

— Да, сожжем эту халупу.

— А что там со старухой?

— Вспомнил тоже…

— Она сдохла. Уже неделю как.

— А одержимый точно ничего не заподозрит?

— С каких это пор ты начал беспокоиться о последствиях?

— Не заподозрит. Видел там, наверху, всякие горелки-поджигалки? А тут неопытная знахарка взялась за дело… то-се, туда-сюда… надышалась ядовитыми парами, потеряла сознание, устроила пожар. Сама погорела, да еще и парализованную старушку спалила, — смех. — Такая трагедия.

— Ну да.

— Илакаю жалко. Нормальная бабка была. Помогала нам.

— Ты ее видел? Она уже давно не жилец.

— И то верно.

Шаг.

Ахин медленно повернулся. В глаза ударил тусклый свет лампы, отпечатав в памяти одержимого кошмарную картину, многие детали которой его рассудок попросту отказался воспринимать. Там было многое: бочки, банки, мешки, пучки сушеных трав, пустые бутылки и осколки стекла, лужи на полу, три здоровенных мужика — сыновья старосты…

Ничего этого Ахин не видел.

Обрывки простого платья, скомканные и запятнанные кровью. Крепкие узлы веревок. Скрюченные пальцы и посиневшие передавленные кисти рук. Запястья и голени, стертые до мяса под тугими путами. Одна нога неестественно вывернута вбок. Темные синяки на светлой коже. Царапины, ожоги и ссадины на исхудавшем теле. Следы от укусов на груди, на тонкой шее. Безвольно завалившаяся на вывихнутое плечо голова. Разбитые губы, сломанный нос, кровоподтек вокруг глаза, неаккуратно надрезанный сбоку, чтобы спала опухоль, уродующая некогда прекрасное лицо. Спутанные зеленоватые волосы, слипшиеся от пота, грязи и…

Аели. Изнасилованная, изувеченная, мертвая Аели.

Больше Ахин не видел ничего.

* * *

Зато он чувствовал. Четырехкратно чувствовал.

Одержимый все помнит. Он помнит, как саалея пришла к его отцу, Орину, чтобы попросить о помощи. Она хотела починить ворот на колодце и выбросить ящики с испортившимися ингредиентами, которые ей даже с места не сдвинуть. Ахин тогда сам вызвался ей помочь. Он пошел с ней в дом знахарки. Саалея раздавала указания, говорила, что и как надо сделать, ходила по лаборатории, наклонялась, показывая на мешки и коробы, вставала на четвереньки…

Такая соблазнительная. Она совсем не похожа на деревенских девушек Бирна. Изящная, красивая, стройная, с гладкой кожей и прекрасными волосами с зеленоватым отливом. А этот взгляд слегка раскосых глаз… Как необычно.

Ахин захотел ее. Здесь и сейчас. Она же была проституткой, чего ей стоит? Он подошел и запустил руки под подол простенького платья, которое саалея, видимо, нашла среди тряпья старухи.

Толчок, пощечина. Больно. Почему она сопротивляется? Так привязалась к поганому одержимому? Чушь! Откуда у шлюхи могут быть чувства? Нет, так не пойдет.

Он набросился на нее, повалил на пол. Связал руки ремнем. Старуха в соседней комнате окликнула ученицу. Ахин не обратил на нее внимания. Он затащил брыкающуюся саалею в подвал. Бросил на мешки в дальнем углу. Она попыталась вскочить и убежать. Пришлось ударить. Девушка вскрикнула от боли. Отворачивалась, извивалась как самая настоящая змея. Он ударил еще раз, чтобы успокоилась. И еще. Саалея протяжно застонала…

А это приятно. Да, Ахин никогда не чувствовал такого прежде. Он бил ее, наслаждался криками о помощи, просьбами остановиться, купался в отчаянии беспомощной жертвы.

Одержимый тяжело выдохнул. Штаны без ремня давно уже сползли. Хватит прелюдий… Он посмотрел на руки, которыми избивал саалею. Грубая кожа, толстые пальцы. Ахин зачем-то поднес руку ближе к своему лицу. Кажется, пальцы не слушаются его. Да и то, что происходит сейчас в подвале, уже в прошлом. Какие отчетливые воспоминания… Или реальность?

Нет, он определенно помнит, как, вдоволь наигравшись с этой девкой, отправился за братьями. Он поделится с ними, а затем что-нибудь потребует взамен. Жалко только, что кто-то из этих болванов потом проболтается. Одно время в подвале дома знахарки было не протолкнуться из-за мужиков, желающих насладиться юным телом саалеи…

И почему он до сих пор продолжает тянуть руки к своему лицу? Все ближе и ближе. Вот уже пальцы коснулись глаз. Но это лишь половина дела. Надо надавить. Сильнее. Он чувствовал это, когда избивал связанную девушку. Ему хотелось продолжать,