ему причину. Причину всего, которую он вряд ли осознавал, пока она существовала.

Аели.

— Мы слышали крики, — Трехрукий посмотрел на труп саалеи, отвернулся и сорвал желтый цветок.

— Но не могли сдвинуться с места… от ужаса, — угрюмо пробормотал Диолай, сжимая в руках меч. Его взгляд был прикован к Аели. — Ты убил их?

«Убил?..» — одержимый задумался.

Да, верно. Убил. Но было что-то еще, какое-то незаконченное дело…

— Очевидно, они мертвы, — заключил Турогруг.

«Мертвы. Но…» — Ахин нахмурился, копаясь в четырехкратных воспоминаниях о произошедшем. Ничего.

Неподалеку послышались шаги и тихий металлический скрежет. Демоны напряглись и сбились в кучу, предвкушая скорое кровопролитие, однако, увидев идущую к домику знахарки нежить, они разочарованно заворчали, опустили оружие и разошлись.

Ожившие мертвецы были облачены в дешевую, но вполне крепкую броню, а наконечники их копий и новенькие мечи тускло поблескивали в свете первых звезд. Видимо, староста Орин и в самом деле старательно выполнял свою часть договора с одержимым.

«Орин? Нет, его сыновья. Это сделали они. И теперь они мертвы… Мертвы, но… Проклятье, что я забыл?»

— Я же говорил, что это он, — оскалился Одноглазый. — Кто еще может такого страху нагнать? Сразу понятно… — он увидел труп саалеи на руках одержимого и резко замолчал.

Перевернутый обвел безразличным взглядом толпу демонов, как будто ни секунды не сомневался, что Ахин рано или поздно приведет их сюда. Впрочем, скорее всего, ему просто все равно.

— Что тут произошло? — поинтересовался опрятный мертвец.

— Они убили ее, — мрачно ответил Диолай, по-прежнему глядя на Аели.

«Я вспомнил».

Тьма вспыхнула внутри одержимого, едва не испепелив его естество в черном огне. В глазах клубился беспросветный мрак, человеческое тело больше не скрывало темную сущность, почти целиком поглотившую светлые аспекты двуединой души. Он — воплощенный кошмар. Он — сила, исчезнувшая полтора столетия назад. Он — эхо ужаса Вечной войны.

«Не только сыновья Орина. Другие люди. Они все виноваты. Те, которые убили ее. Те, которые мучили ее. Те, которые все знали. Те, которые догадывались. Те, которые подозревали. Те, которые ничего не делали. Виноваты все».

— Идите в Бирн, — тихо прошептал Ахин, но его слова невозможно было не услышать, ибо они прокатились непреклонной волей по рядам темного воинства: — Убейте всех.

— Смерть им! — взревел Турогруг, воздев секиру к небу. — Сме-е-е-е-рть!

Долина меж утесами и лесом наполнилась воинственными воплями демонов, бросившихся следом за вождем в сторону поселения. Они уже давно рвались в сражение, и сейчас им это необходимо, как никогда раньше, даже если их противники — простые крестьяне. Демоны стремились туда, где все знакомо и понятно, где мир делится на врагов и соратников, где можно выплеснуть застоявшуюся ярость.

— Как же долго я этого ждал, — оскалился Одноглазый и повернулся к своим мертвым подчиненным: — Чего стоим, доходяги? Вперед! Не щадите никого.

Нежить стремительно направилась к домам людей, не издавая лишнего шума. Им не нужно кричать или греметь оружием, чтобы кого-то запугать, ибо неестественная плавность их движений, безжизненные лица и тусклый потусторонний блеск в остекленевших глазах и без того втопчут боевой дух живых в грязь. Ожившие мертвецы уже познали смерть. И теперь готовы поделиться этим знанием.

Диолай наконец отвел взгляд от трупа саалеи и вздохнул:

— Я хотел, чтобы у тебя все было хорошо.

Сонзера угрюмо побрел в Бирн, из которого уже доносились первые крики умирающих, стоны раненых и плач. Наверное, ему стоило бы бежать к самому центру побоища, вопя во все горло и размахивая мечом. Раньше он так бы и поступил. Но сейчас… Это ничего не изменит.

Перевернутый задумчиво хмыкнул и дал отмашку своему отряду нежити:

— Вы слышали Ахина.

— Но нами командуешь ты, — неуверенно возразил кто-то. — Да и вообще…

— Вы отказываетесь атаковать Бирн?

Мертвецы топтались на месте, глядя то на Перевернутого, то на Ахина, который как будто не замечал ничего вокруг и вовсе пребывал в каком-то другом мире, оставив здесь за ненадобностью пустое тело.

— Это не то, ради чего мы пошли за одержимым, командир.

Перевернутый понимающе кивнул.

— Тогда отправляйтесь в дозор. Следите за дорогами, ведущими к Бирну. Возможно, на дым сбегутся местные патрули. Заметите кого-нибудь — немедленно доложите. Где, кто и сколько. Все ясно? Выполняйте.

Нежить ушла. Одержимый не обращал на них внимания, пока не почувствовал их особенные эмоции. Мертвецы не хотели принимать участие в бессмысленном акте мести — они знали, что в Бирне есть невинные. И Ахин тоже это знал. Тот, другой Ахин.

«Что я делаю?..»

Он пошатнулся. На пропитанную горем землю опустилась ночь. Одержимый ссутулился, почувствовав ее тяжесть на плечах. В какой-то момент — он даже не заметил — к нему подошел Перевернутый и забрал из его рук тело Аели.

— Скажи, — пробормотал Ахин, устало сев на крыльцо. — А улитки со специями правда вкусные?

Опрятный мертвец посмотрел на разгорающееся зарево пожара в Бирне — второй закат одного дня.

— Очень.

— Я так и думал, — печально улыбнулся одержимый. — Прости меня.

Ахин завалился набок, ощутив, как последние остатки темных сил выкипают в смешанной сущности — их обители, тюрьме и склепе. У него болела каждая мышца, ныла каждая кость, зудела каждая клетка кожи, а разорванные в клочья нервы медленно соединялись воедино, чтобы одержимый ненароком не пропустил ни единой капли страданий. Он едва дышал. Откровенно говоря, Ахин даже не понимал, зачем он до сих пор удерживает в этом изможденном человеческом теле жизнь.

Сознание померкло.

«Надеюсь, я уже не очнусь…»

* * *

В ту ночь Бирн был уничтожен.

Толпа демонов пронеслась по широким улицам, унося с собой жизни неосторожных людей, вышедших из своих домов на шум. Одни крестьяне вопили от ужаса, разбегались, запирали двери, пытались спрятать жен и детей. Иные же замирали на месте, глядя на приближающихся порождений Тьмы так, словно смерть представлялась им чем-то, что могло произойти лишь с другими, ведь они должны тихо и безболезненно скончаться в глубокой старости, когда родственники соберутся у смертного одра, чтобы проститься и проводить любимого и уважаемого человека в последний путь.

Люди хотели вернуться к семьям. Они убегали и падали, тут же пытались подняться, но поскальзывались в бурой грязи. Трупы крестьян лежали в переулках и садах. Конечности тех, у кого они остались, сплелись в предсмертных корчах. И раненые могли лишь завидовать мертвым соседям, ибо им еще только предстоит встретиться с милостивой смертью, проведя последние мгновения жизни в ожидании, наполненном отчаянием и страданиями. Они зажимали распоротые животы, удерживая лезущие наружу внутренности, старательно дышали, надувая кровавые пузыри, смотрели стекленеющими глазами