Молитвы одна за другой улетали в небеса, подобно стрелам,пущенным из туго натянутого лука. И, кажется, все, как одна, попадали в цель.Борис никого не встретил, его никто не позвал. Когда доплелся до крыльца, налице уже просох пот смертного ужаса. И даже хватило ума не кидаться опрометьюна конюшню, не гнать на первом попавшемся коне куда глаза глядят. Пошел кпсарям, посмотреть на новый помет борзых. Мотался все время при народе, норовилвсякому попасться на глаза, особенно Бельскому.

Потом… потом уже, когда царицу нашли… когда стало ведомо,что Годунов был у нее – конечно, покупальщица, холера проклятущая, распоясалаязык, да и зареванная, перепуганная придверница не смолчала, что привела его поцарицыной воле, – не отрекался ни от чего.

Да, был зван. Да, пришел. Чего царица от него хотела?Просила уговорить сестру Ирину идти к ней в ближние боярышни, на что Годуновсмиренно ответил, что взять девчонку в палаты была воля государева, ему ирешать ее дальнейшую судьбу, а он, Бориска, – смиренный слуга своих господ.Уходил когда – царица была бодра и весела, кушала сливы. Видел кого, когдауходил? Нет, никогошеньки, даже девчонки-придверницы в ту пору на месте неоказалось.

Картина смерти царицы Анны Васильевны была ясна, как белыйдень. Лекарь Якобс тоненькими щипчиками извлек из ее горла ставшие поперексливовые косточки. Подавилась, бедняжка, и задохлась! Если бы кто-то оказалсярядом и подал помощь… Но рядом никого не случилось: Борис Федорович Годунов ужеудалился, а нерадивая придверница моталась Бог весть где, вместо того чтобы насвоем месте сидеть несходно.

Она и осталась крайней.

Вообще эта темная история обошлась на диво без последствий.Народу было объявлено, что царица скончалась от грудной болезни. Мертвое телочуть ли не тайком увезли в Суздальский девичий монастырь и там погребли. Девкусунули в застенок, и следы ее там потерялись.

К своему изумлению, Годунов почувствовал, что отношение кнему царя внезапно и резко переменилось к лучшему. Ирина теперь законно зваласьневестой царевича Федора, а Борис получил чин кравчего.[103] Да… похоже, завремя своего недолго возвышения она крепко успела насолить государю, этадевочка Анхен из Болвановки!

Царица Анна Васильчикова.

Жарким сентябьским днем 1580 года по всей дороге от Москвыдо Александровой слободы стояла пыль столбом. Государь решил сыграть своюшестую свадьбу именно в слободе. Множество народу было звано на торжество. Людиспешили дойти и доехать до слободы еще засветло, чтобы найти ночлег,притулиться где попало, хотя бы под крыльцом богатого дома. Конечно, так думалилишь те, кто тащился пешком. А господа, мчавшиеся в богато изукрашенныхколымагах или верхом, почти все имели в слободе свои дома.

Да уж, за пятнадцать лет, миновавших с того времени, какгосударь всея Руси сделал здесь как бы вторую столицу, Александрова слободастала настоящим городом. Белокаменный Троицкий собор, где должно былопроисходить венчание, поражал взор своей девятигранной колокольней, наверхукоторой были слажены боевые часы. Неподалеку возвышался храм Богоматери,разукрашенный яркими красками, золотом и серебром. На каждом кирпичике, изкоторого была сложена церковь, изображался крест. Государев дворец такжеизумлял роскошью. Вокруг теснились многочисленные службы, где жили хлебники,ключники, повара, псари, охотники и прочий дворовый люд. Неподалеку размещаласьПечатня слободки – особый двор, населенный печатниками-наборщиками. Самойоживленной частью посада были торговые ряды. По случаю готовящейся свадьбы сюдапонаехало множество торговцев; харчевни и постоялые дворы ожидали гостей. Тоесть всякому, кто шел и ехал сейчас от Москвы, найдется приют в слободе.

Внезапно по дороге, вздымая пыль, с криками промчалисьверховые в нарядных терликах, в собольих, несмотря на жару, шапках, увенчанныхпышными перьями. Махали во все стороны нагайками, не разбирая родовитости илибедности. Народ раздался по обочинам, никто не роптал на полученные удары:знали – это расчищали дорогу для царской невесты. И впрямь – со страшнойбыстротой понеслась мощная тройка серых, в яблоках коней, впряженных в легкуюкрытую коляску, сверкающую при закатном солнце, словно была сделана из чистогозолота. Обочь летели пятеро мрачных, сухощавых всадников, необыкновенно схожихдруг с другом не только богатством одежды, но и чертами лица.

– Нагие, Нагие… – пронесся гомон по обочинам, откуданеторопливо выползали пешеходы. Кое-где общими усилиями поднимали колымаги,перевернувшиеся при неосторожном, слишком стремительном повороте, однако наоханья пострадавших обращали мало внимания: все говорили лишь о том, чтовсадники, братья Нагие, сейчас сопровождают из Кремля в слободу государевуобраную невесту[104] Марью Нагую.

Никто не мог припомнить, чтобы по обычаю были устроеныгосударевы смотрины для выбора невесты, да, впрочем, этот обряд последнее времязабылся. Последний раз смотрины устраивали чуть ли не десять лет назад, когдацарь Иван Васильевич взял за себя Марфу Васильевну Собакину. О ней все, ибедные, и богатые, и мужчины, и женщины, говорили со странной нежностью ипочтением, как будто внезапная смерть придала ей ореол некой святости. На Марфеи иссякла приверженность государя к обрядности. Анна Колтовская, АннаВасильчикова были избраны без всяких смотрин, не говоря уже о стремительнопромелькнувших на дворцовом небосклоне прекрасной вдове Василисе Мелентьевой излосчастной Марье Долгорукой. Вот и Марья Нагая взялась невесть откуда.

Впрочем, как это обычно бывает, в толпе немедленно сыскалсячеловек, ведавший всю предысторию первой встречи государя с новой невестой. Поего словам выходило, что отец Марьи, Федор Нагой, сосланный еще в пору земщиныи опричнины на житье в свою дальнюю вотчину чуть ли не под самую Казань, даромчто был братом знатного царского полководца Афанасия Нагого, не раз и доблестновоевавшего казанцев, астраханцев и крымчаков, – этот Федор Нагой предназначалсвою подрастающую дочь молодому соседскому дворянину. Девушка отцовой воле непротивилась и даже полюбила избранника. Однако судьба сулила ей иное: однаждыБогдан Бельский, всем известный государев любимец, по какому-то воинскому делуоказался в той вотчине и увидал Марью. Весь вечер он ее исподтишка разглядывалда рассматривал, а едва вернулся в Москву, как сообщил государю онеобыкновенной красавице, виденной им у Федора Нагого.