Мелисса, проводя ладонями по лицу и одновременно оправляя волосы кончиками пальцев. — Извиняюсь за это, но иного пути я не вижу.

Она замолчала.

— Мы слушаем, — сказал шеф.

— Всю свою жизнь, — бросив злой взгляд в его сторону, начала говорить женщина. — Я была жрицей Фериссии. Я и сейчас ею остаюсь, — добавила она быстро, словно боясь, что мы сей же час начнём спорить. — Просто я не боюсь испачкаться, как многие из тех, что ревностно блюдут свою праведность, но при этом за всю жизнь не совершили ни капли полезного. Итак, я была жрицей: в горе и в радости, в нужде и в изобилии... Наша община была небольшой — в лучшее время около ста человек — и мы выживали так, как могли. Я всегда давала им всё, что могла, — я правда давала — почти не получая взамен. К счастью, Димеона росла примерной помощницей, и я была счастлива знать, что, когда она подрастёт, я смогу передать ей свою ношу... Это было достаточно тяжело, я не спорю, но, когда трудишься, жизнь кажется легче, и я старалась делать всё, что было в моих силах... Получилось ли это? Думаю, да: со мною им было лучше, чем было бы без меня, так что я ни о чём не жалею.

Она протяжно вздохнула и вновь замолчала, словно пытаясь собраться с мыслями. За столом воцарилась тишина, лишь префект продолжал ёрзать на своём стуле — колени его торчали выше столешницы, и это выглядело комично.

Внезапно жрица фыркнула.

— Забавно, — сказала она. — Никак не могу обойтись без этой фразы, хоть она выражает совсем не то, что я бы хотела сказать... Что поделаешь? Значит, так: «Потом явились Они». Не то чтоб мы жили совсем в изоляции — нет, мы знали, что в двух днях пути есть деревня диких людей, а рядом — ещё одна, а они знали про нас. Иногда они приходили за помощью — как правило, за лекарствами, снадобьями — и я давала то, что могла, и им тоже, хотя в общине это и не одобрялось. Иногда мы и сами наведывались к ним в поселения, когда была нужда в чём-то, чего нет в лесу, и они почти всегда помогали, ибо знали, что и сами мы будем помогать им, возникни такая необходимость... Так продолжалось из года в год, месяц за месяцем — но в этот раз вдруг явились Они. Эти явно были не местные, хотя в тот момент мы об этом не думали, потому что... Вы ведь знаете, что произошло?

Мы кивнули — все трое, хотя эльф сделал это с неохотой и лишь под давлением взгляда волшебника.

— Хорошо, — Мелисса с облегчением выдохнула. — Это избавляет меня от необходимости излишне вдаваться в подробности, которые я не могу назвать особо приятными. Я могу лишь добавить, что те, кого помогла разогнать Димеона (это был первый раз, когда она приняла Силу, и, как я могу видеть, теперь это получается у неё всё лучше и лучше; главное, чтобы девочка не впадала в крайности, и тогда всё будет в порядке) — так вот, эти были лишь первой волной. На другой день те, кто смог убежать, привели с собой новых людей — больше, намного больше — так что, если б не помощь жрецов ближайших общин и не милость Фериссии, я не очнулась бы после той тёмной магии, которую мне тогда пришлось применить. В первый раз половина из них убежала — во второй раз не выжил никто. Да, я была беспощадна, но я понимала, что третьей волны моим людям не пережить... Это не было здорово, но было необходимо, — сказала она, глядя в упор на префекта. Тот выглядел решительно несогласным, однако спорить не стал.

— Забавно, — помолчав, продолжала жрица. — Прошёл всего год, а мне кажется, будто вся жизнь прошла вот так вот, в трудах и заботах... — она глубоко вздохнула. — В общем, после того случая в общине наступил хаос: было много убитых, ещё больше раненых, а я сама лежала беспомощная от ран и от истощения и ничем не могла им помочь. Я ела с ложечки и постоянно проваливалась в беспамятство. Но в те минуты, когда сознание возвращалось ко мне, разум мой был на удивление чист, и я думала — всё пыталась понять — в чём причина того, что случилось, и что мы можем сделать для того, чтобы этого больше не повторилось.

Она встала и прошлась немного по комнате — походка её была твёрдой, но грациозной, хоть ковёр и гасил по-прежнему звуки шагов.

— Не знаю как, но я выжила, — не оборачиваясь, сказала она. По щеке префекта прошёл нервный тик. — Возможно, на то была воля Фериссии, возможно, я сама понимала, что нужна этим людям, что без меня девчонка не справится в грядущее тяжёлое время. Так или иначе, в один день я открыла глаза и поняла, что жива. В общине всё было по-прежнему: кое-как схоронили убитых (без жрицы — виданное ли дело?!), кое-как избавились от нечестивых предметов, что притащили с собой чужаки. Большинство людей стояли на том, чтоб идти дальше в лес, ибо прежнее место больше небезопасно, только вот...

Женщина дошла до окна и остановилась, глядя на город. Солнце исчезло за горизонтом, кое-где уже зажглось освещение.

— Видишь ли, — Мелисса говорила теперь совсем тихо, и тон её был слабым, почти извиняющимся. — Когда ты — жрица, ты знаешь значительно больше, чем остальные, ты знаешь всё обо всех, ты видишь больше, значительно больше, чем видят другие, может быть, даже больше, чем смертным положено видеть, и тогда волей-неволей ты начинаешь, наконец, думать.

Она повернулась к нам, но я почти не мог видеть её лица — сейчас женщина выглядела лишь силуэтом на фоне по-прежнему светлого за окном вечернего неба.

— Уйти дальше в лес, они