– Можно попросить Андрея? – проговорила Настя, услышавженский голос – старый и какой-то бесцветный.

– Андрея? – переспросила ее женщина, и Настя вдругиспугалась, что ее собеседница сейчас закричит. Но та все таким же ровным голосомпродолжила:

– А кто его спрашивает?

– Знакомая… – ответила Настя, сглотнув комок. –Сослуживица…

– А если сослуживица, ты должна все знать! – выкрикнулаженщина срывающимся голосом.

– Что знать? – переспросила Настя, холодея от ужасногопредчувствия. – Вы понимаете, я была в командировке…

– Андрей в больнице, – голос в трубке снова стал ровными бесцветным, – в тяжелом состоянии…

– Что… что с ним случилось?

– Попал в аварию…

Настя хотела еще что-то спросить, узнать, в какой больницележит Званцев, но из трубки уже доносились короткие гудки.

Итак, он в больнице.

Наверняка его тоже пытались убить. Тот же самый человек,из-за которого Настя несколько дней дрожит, прячется, вскакивает от каждогошороха. Значит, ей нечего ждать.

Она надеялась, что Андрей поможет ей, передаст кассетусвоему знакомому в правоохранительных органах, и тот разберется с киллером. Ивсе будет закончено, Настя сможет вернуться домой, заживет прежней, привычнойжизнью. Но теперь на этих надеждах можно поставить крест. Андрей ничем ей непоможет, он и себе-то не смог помочь. Авария, в которую он попал, навернякаподстроена. Если он еще жив – это чистая случайность, недоработка киллера,которую тот не преминет устранить. И кассета, на которую Настя возлагала всесвои надежды, наверняка уже у него в руках.

Высокий худощавый мужчина с длинными седоватыми волосами,забранными на затылке в пучок, был занят серьезным, ответственным делом. Ончистил оружие. Легкий пистолет из металлопластика, легендарный «глок»,прекрасное, надежное изобретение австрийских инженеров, очень практичен инеприхотлив, но даже он нуждается в тщательном уходе. А настоящий профессионалотличается от любителя вниманием к мелочам. Потому что именно мелочи частостановятся причиной провала. А в его деле провал недопустим.

Мужчина еще раз нежно провел по темной поверхности кусочкомзамши и залюбовался своей работой. «Глок» лежал на ладони, тщательносбалансированный и совершенный, как произведение искусства. Оставалось тольконакрутить на ствол черный цилиндр глушителя, и оружие будет готово к работе.

И в этот момент где-то совсем рядом раздался нервный пискзуммера.

Киллер распрямился, как пружина. Он давно ждал этого сигналаи уже не надеялся его услышать. Все, чем он занимался в эти часы, было тольковидимостью дела. Даже чистка оружия, при всей ее важности. На самом деле онждал, ждал, ждал.

И наконец дождался.

Черная джинсовая куртка висела на спинке стула, и пискдоносился из ее кармана. Мужчина достал оттуда плоскую металлическую коробочку,на верхней панели которой высветились зеленые цифры – номер мобильноготелефона, с которого только что позвонили на домашний телефон Андрея Званцева.

Это был тот самый номер, который он безуспешно пыталсязапеленговать последние дни.

Киллер бросился к столу, на котором была собрана сложнаяэлектронная система, пробежал пальцами по клавиатуре. На дисплее высветиласькарта города – тот район, откуда сейчас звонили. Фрагмент карты постепенноувеличивался, выделяя все более точные границы района, еще немного, и онзасечет место расположения чертова телефона, место, где прячется девчонка.

И вдруг сигнал замолк.

Девчонка закончила разговор и выключила мобильник.

Киллер вполголоса выругался. Для точной пеленгации ему нехватило буквально нескольких секунд. Он смотрел на дисплей, где жирной линиейбыли обведены несколько домов, в одном из которых скрывается его неуловимыйобъект. Мрачный район возле Обводного канала. Натуральный бомжатник.

Ничего не поделаешь, придется ехать туда и работать наместе. Ему просто необходимо нейтрализовать эту девку с телевидения и забратькассету. С оператором вышел прокол, ну здесь-то он не подкачает.

Высокий мужчина захлопнул дверцу машины и шагнул на тротуар.

Он окинул взглядом окружающие его дома.

Мрачные закопченные стены из темного кирпича, глухиебрандмауэры, грязные окна. Ни цветка, ни деревца.

Прямо перед ним над окном полуподвального помещениякрасовалась неказистая вывеска.

«У Папика. Шаверма, шашлык, напитки».

То, что надо. Наверняка местный клуб, куда стекается всяинформация. И всего в одном квартале от места сигнала.

Мужчина одернул черную джинсовую куртку, почувствовав подмышкой успокоительную тяжесть пистолета, и спустился по ступенькам, вытертымсотнями ног.

Внутри было полутемно, шумно и накурено. На экранетелевизора лениво топтались на поле полусонные футболисты. За стойкой небритыйхмурый бармен переругивался с посетителями, мрачно посверкивая золотым зубом.

– Двести грамм и бутерброд, – лаконично потребовалновый посетитель.

Бармен окинул его оценивающим взглядом, толкнул по стойкестакан и тарелку с бутербродом. Подсохший кусок сыра выгнулся, как борец,вставший на «мостик». Мужчина поморщился, но не стал качать права. Он влил вглотку половину стакана, закусил бутербродом, еще раз поморщился и огляделся.

Возле телевизора сидели трое немолодых потертых мужичков слихорадочно горящими глазами.

– Это разве футбол? – вещал один из них, энергичноразмахивая кривобокой воблой. – Вот как сейчас помню, в семьдесят восьмом…

– Да что ты понимаешь в футболе? – раздраженно перебилего второй, хмурый тип с редкими сальными волосами, для верности стукнув постолу пустой пивной кружкой. – Ты вот честно скажи, кто ты при прежнейвласти был?

– Я? – Владелец воблы огляделся по сторонам, как будтохотел уточнить, к кому еще мог обращаться собеседник. – Я был этот… эн…ин… женер!

– А я был трудящий человек! – гордо выпалилвторой, – Значит, ты против меня – тьфу! Ноль целых и ноль этих… десятых!И в футболе ты ничего не можешь понимать! А я был трудящий человек и след…следственно, гегемон и основа всему!

– А ин… инженер, значит, по-твоему получается,бездельник? – обиделся первый.

– Значит, так получается!

– Какой ты трудящий, – вступил в разговор третий, чьи выпученныеглаза и огромный рот делали его удивительно похожим на старую умнуюжабу. – Ты, Анкидин, сколь я тебя помню, бутылки пустые принимал!

– А это что же – не работа? – набычился«пролетарий». – Ты вот поворочай с мое ящики! Стеклотара, она знаешь, какаятяжелая…