меня по спине, направилась к себе.

– Неплохо, Фабьена. Остроумно…

Я поняла, что она и там выпила. Я пошла следом за ней и, когда она собиралась уже закрыть за собой дверь, сунула ногу в проем.

– Ну как, хорошо с друзьями посидели?

– А я к ним не пошла.

– Серьезно? А что ты делала?

– Пошла к другому другу. У меня, Фабьена, много разных друзей!

И она нажала на дверь сильнее – оставалось только убрать ногу, если я рассчитывала пользоваться ею и дальше. Дверь медленно закрылась до конца, и я еще немного перед ней постояла. Взбираясь по лестнице, я громко повторила, передразнивая:

– «У меня, Фабьена, много разных друзей!»

Когда я зашла в лофт, Шарль лежал на длинном пестром индийском коврике и смотрел в потолок.

– Ты что-то сказала?

– Нет, повторяла тетины слова.

Я взяла с дивана сценарий и легла рядом с Шарлем.

– Это вот Смарт попросил почитать…

Я показала ему титульную страницу. Он приподнялся на локтях.

– Ишь какая ты теперь важная.

Я не нашлась что ответить.

– Скажи, тебя тетя не слишком достала своими расспросами?

– Нет, а что?

– А почему ты, когда только приехал, был такой нервный?

– Когда мы утром уезжали, ей кто-то позвонил. И там, видимо, было что-то важное, потому что она тут же отменила встречу с друзьями и сказала, чтобы я отвез ее в твой бывший дом.

– На маяк?

– Нет. Тот, где ты жила в детстве.

Как и всегда, когда меня ошеломляет новость, я схватилась за сердце.

– Правда? Зачем?

– Не знаю. Она только вышла с какой-то зеленой коробочкой и еще без устали благодарила нынешнего хозяина, что тот ее нашел.

Я ощутила, как у меня екнуло сердце. Как во время приступа аритмии, которые у меня бывают, – но на сей раз не от него.

– Выходит, не врал паршивец, – только и смогла я выговорить.

– Кто?

– Этьен.

Мы продолжали лежать на ковре, глядя в потолок. Стало слышно, как тетя внизу запела песню Кэрол Кинг «I feel the Earth move»[3]. Я вспомнила, как мы танцевали втроем на кухне, когда я была подростком. По сравнению с мамой и тетей, я танцевала так себе – но, когда они обе, окружив меня, пускались в пляс, волей-неволей приходилось включаться в общее веселье. Шарль повернул ко мне голову и сказал:

– Тебе не кажется, что она многовато пьет? У нее была с собой бутылочка чего-то крепкого. Пока ехали назад, несколько раз приложилась.

Я закрыла глаза и тяжело вздохнула. Шарль меня обнял. Он понимал, что у меня вот-вот хлынут слезы.

Этьен

Когда Фабьена мне позвонила, я пылесосил. А пропылесосить весь маяк – дело небыстрое. Телефон я не расслышал. Увидев четыре пропущенных звонка, я решил, что случилась беда. Фабьена, к сожалению, редко звонит. А я был бы рад почаще узнавать, что у нее происходит. Просто чтобы быть в курсе, как у них там дела в Сент-Огюсте. И чтобы знать, что она не забывает Кловиса и меня.

Когда я перебрался на маяк, ждал, что она будет регулярно наведываться сюда с указаниями, что и как делать. Думал, будет часто звонить и спрашивать, как там ее деревья с цветами. Куда там. С тех пор, как она узнала, что у нее аутизм, ее будто подменили. То есть это, конечно, все та же Фабьена Дюбуа – только освобожденная. Или взбунтовавшаяся. Мне всегда казалось немного сомнительным это ее стремление непременно докопаться в поисках себя до самого дна. Ну да, все мы разные. И что дальше? Мне ни к чему платить специалисту, чтобы услышать то, что я знаю и так.

Она уже призналась, что с диагнозом ей стало легче жить. Что ж, рад за нее. Вот только на окружающих это сказывается – и я не уверен, понимает ли она это.

Когда мы познакомились, ей было семь. Крохотная, нос и щеки все в веснушках – а характер уже ого-го. Я сразу привязался к ней, ее папе и маме. Они стали мне семьей, потому что своей собственной у меня, можно сказать, и не было. Лоран часто звал меня помочь в саду, и Фабьена каждый раз пыталась увязаться за нами – и сердилась, когда он говорил ей найти другое место для игр. Мне она нисколько не мешала, но ему, похоже, хотелось побыть в мужской компании – со мной, пацаном.

Довольно скоро она сказала, что я ей как старший брат. Это звание, среди прочего, давало мне право всячески ее доставать, как и полагается брату. Сколько раз приходилось уговаривать ее не реветь из-за какой-то шутки!

Однажды утром Лоран сказал мне прибраться в гараже, пока он съездит в город на встречу с заказчиками. Он включил на стареньком гаражном радиоприемнике станцию CHOM[4].

– Вот это, сынок, настоящая музыка.

Память у меня обычно не очень крепкая, но эту фразу я помню до сих пор. Потому что он назвал меня «сынок».

Я так ликовал, что даже не заметил, как пролетел день, пока я сортировал винтики и раскладывал по местам инструменты. Я хотел, чтобы он мной гордился, и потому старался навести порядок прямо как в магазине. Даже забрался на стремянку, чтобы смахнуть пыль с верхних полок. Тут-то я ее и увидел – за циркулярной пилой. Она была совсем небольшая, зато вся блестела. Такая зеленая жестяная коробочка. Я попробовал до нее дотянуться – и чуть не свалился. Оказалось, Лоран уже вернулся – а я и не заметил. Он стоял у стремянки и яростно пинал ее ногой.

– А ну не трожь, поганец мелкий!

Я мигом соскочил на землю и со всех ног помчался к дому. Я никогда не видел его таким – хотя и не слишком удивился. Иногда он разговаривал с Фабьеной так, что я вспоминал своего отца. Но я знал, что Лоран, в отличие от него, ни за что меня не ударит. И в этот день впервые этого испугался – хоть и не был ему родным сыном.

Я выключил пылесос и перезвонил Фабьене.

– Наконец-то! Ты где был?

– Я занимаюсь уборкой. У тебя кто-то умер?

– Мы тут все умерли.

Юмор Фабьены редко меня веселит.

– Не смешно. Так что стряслось?

– Ты сидишь?

– Вот сейчас сел.

– Клэр кое-что нашла в нашем старом доме.

– Понятно…

– Ну, угадай что?

– Не знаю, семена какие-нибудь? Луковицы тюльпанов?

– Ладно, не буду уж тебя мучить. Зеленую коробочку.

– Да ну, врешь!

После того как я нашел в гараже повесившегося Лорана, у меня эта коробка месяцами не выходила из головы. Я рассказал о ней Брижит, матери Фабьены. Мы искали ее вдвоем – но так и не нашли.

– Не вру, честное слово. Только я не знаю, что внутри.

– Ну так зачем тогда звонишь-то?

– Просто сказать, что тетя ее нашла…

– Так открой и перезвони. Я буду ждать у телефона.

Конечно, я мог бы позвонить Клэр и попросить о том же – но мне было неохота. Фабьена обожает все решать сама – вот пусть и разбирается.

Клэр

Не хочу хвастаться, но даже родители не знали Фабьену лучше, чем я. Как только малышка появилась на свет, я составила ее гороскоп. Хотите верьте, хотите нет, но еще ни разу я такого расположения планет не видела, и мои подруги тоже. Сестре я ничего не сказала, а то бы она еще больше моего испугалась. Бедняжка Брижит, уж и доставила ей Фабьена хлопот – да все больше нерадостных. И надо же такому выйти, что детей не хотела она, а бездетной осталась я. Недаром говорят, жизнь порой несправедлива. На ее любовь к Фабьене это не влияло, но по секрету она нередко признавалась, что жалеет о том, что вообще ее родила.

Брижит заранее придумала себе, какая у нее будет дочка. Ей представлялся светловолосый ангелочек, пахнущий клубникой и с ямочками на щеках. Она взяла с собой в больницу свечи, чтобы медитировать во время родов. Мы с ней говорили по телефону, и тут начались схватки. Я еще посмеялась, когда она сказала: не забыть бы спички. Как я и предсказывала, Фабьена родилась с первых потуг, прямо в больничном коридоре.