Я поднимаю голову и гляжу на мисс МакКоддл. Она – одна из самых молодых учительниц в школе, но с тех пор, как я впервые увидал ее в «нулевке», стала выглядеть старше. Я вспоминаю, как добра она была ко мне, когда мама высадила меня с утра у школы, и я потом сидел у окна и плакал. Сил не было видеть, как мама уезжает, но мисс МакКоддл взяла меня за руку и отвела в уютную комнату с иллюстрированными книжками и подушками. То ли потому, что сейчас она смотрит на меня с тем же заботливым выражением лица, то ли потому, что я не хочу, чтобы одноклассники видели, как учительница зависает у моей парты, я забираю у нее карандаш и сажусь прямо. Когда я снова берусь за работу, на лице у мисс МакКоддл расцветает улыбка, которая почти стоит того, чтобы прочесть ради нее это унылое эссе об акведуках.

Мой позитивный настрой быстро сходит на нет, когда я обнаруживаю, что должен наугад ответить на последние пятнадцать вопросов, если собираюсь сдать тест вовремя. Обвожу номера кружочками, надеясь, что хоть где-то не промахнусь.

Мучительное утро чуточку улучшается, когда буфетчицы раздают на обед энчилады[7].

– Тест был жуткий, – говорит Мэтт.

Умберто соглашается:

– Хватит уже тренировочных тестов! Дайте нам настоящие, и поставим на этом точку.

Изящно разрезая свою энчиладу, Карли делает вид, что обращается вовсе не ко мне:

– Может, конечно, это все мое воображение, но, по-моему, эти тренировочные тесты становятся все труднее.

– Можно подумать, тебя хоть один из них заставил попотеть, – парирует Мэтт.

– Это нечестно! – огрызается Карли. – Я вчера вечером три часа прозанималась.

Как часто происходит в последнее время, я обнаруживаю, что принимаю сторону Карли.

– Оставь ее в покое, – говорю я Мэтту. – Она же не виновата в том, что мозговитая.

– Я НЕ мозговитая, – спорит Карли. – Я тружусь изо всех сил, и вы это знаете!

Она хватает вещи, чтобы пересесть из-за нашего столика, но я цепляюсь за край ее подноса и прошу остаться.

– Что ты делаешь завтра после уроков? – спрашиваю я, пытаясь сохранить мир.

Карли вглядывается в нас, пытаясь понять, действительно ли мы все трое по-честному хотим, чтобы она осталась:

– Тусуюсь с другом.

– Мы – твои единственные друзья, – подначивает ее Мэтт. – Значит, с кем-то из нас.

Карли берет со своего подноса яблоко и швыряет в Мэтта, который ловит его одной рукой и тут же откусывает гигантский кусок.

– Если уж ты действительно так хочешь это знать, то я встречаюсь с Эль Сидом, – говорит Карли.

Эффект такой, словно кто-то распшикал над столом волшебную пыльцу тишины, потому что Мэтта, Умберто и меня резко парализует.

– Ты после уроков идешь в гости к Эль Сиду? – наконец выдавливает Умберто.

– Эль Сид каждые выходные останавливается в отеле, забыл? Мы встречаемся в кафе.

– В шлеме или без? – интересуется Умберто.

Карли улыбается, точно кошка, налакавшаяся сливок:

– Не скажу.

– Мы хотим знать все! – Умберто почти кричит. – Так нечестно!

– Вроде бы у нас не должно быть секретов друг от друга, – подхватываю я. – Хорошие друзья так себя не ведут.

– Я веду себя ИМЕННО как хороший друг, – отвечает Карли. – По отношению к Эль Сиду. Вы же не хотите, чтобы ему пришлось уйти в изоляцию, ведь так?

Карли смотрит на часы на телефоне и говорит, что перед биологией ей надо встретиться с Марией. Мы втроем глядим, как она скрывается за двустворчатыми дверями кафетерия.

– Она нас бортанула, – говорит Мэтт.

– Оба они, – прибавляет Умберто.

– Она все равно наша подруга, – заявляю я. – И ВСЕГДА будет.

Говоря это, я больше всего на свете хочу, чтобы так оно и оказалось.

Что?!

Всю дорогу до Калвер-сити в субботу я пристаю к Карли насчет тайной личности Эль Сида.

– Он снимал шлем вчера вечером? – спрашиваю я. – Хотя бы ЭТО-ТО ты можешь сказать!

Ее улыбочку не назовешь иначе как хитрой:

– Мой рот на замке.

– Снимал! – восклицаю я. – Раз ты улыбаешься, значит, да.

Она легонько пихает меня в локоть:

– Можешь перестать спрашивать, потому что я ничего тебе не скажу.

Но улыбка с ее лица так и не сходит.

– Да ладно тебе, – молю я. – Расскажи хоть ЧТО-НИБУДЬ.

– Скажем так: нам было так весело, что я осталась на ужин.

– Так он все-таки СНИМАЛ шлем!

Я реагирую так, будто раскрыл какой-то неимоверно важный факт об Эль Сиде, хотя на деле мне по-прежнему ничегошеньки о нем не известно. Я донимаю Карли всю оставшуюся поездку, пока она не заводит разговор с моей мамой, чтобы меня заткнуть.

В тот же миг, как мы оказываемся в «Глобал геймс», я понимаю: что-то не так. У стажеров такой вид, будто кто-то украл у них смартфоны, на лице Тома нет обычной улыбки, и шведского стола с завтраком нигде не видать.

Карли направляется к своему новому лучшему другу, чтобы выяснить, не знает ли он чего-нибудь. Мы с Мэттом и Умберто расспрашиваем соседей, пытаясь выяснить, чтó творится, но все молчат. Мы ждем в каменной тишине, пока Том не запрыгивает на один из столов и не обращается к группе:

– У нас брешь в режиме секретности. – Том кивает одному из стажеров, который посылает на гигантский монитор в передней части комнаты скриншот.

Все ахают, но, поскольку я читаю медленно, мне требуется какое-то время, чтобы сообразить, о чем шепчутся остальные.

– Человек под ником «ПОРТ47» запостил информацию о большинстве деталей «Арктического ниндзя»: дронах, иглу, леммингах, секретном коде, нарвалах – обо всем. – Том снимает бейсболку и потирает макушку. (До этого момента я не понимал, что он лыс.) – Кто-нибудь знает, как это могло произойти?

Все в группе озираются, задавая себе тот же вопрос. Кто мог такое СДЕЛАТЬ?

– Очевидно, мы должны переделать игру, и это очень плохо, – продолжает Том. – Мы не можем рисковать тем, что утечка информации продолжится, поэтому придется распустить эту фокус-группу.

Нескольких ребят это явно злит.

– Так нечестно! – выкрикивает парень-попрыгунчик. – Один гад не должен портить все остальным.

– Со