рассказывал с глазу на глаз, и в пятницу вечером, тот принес в кабинет кучу артефактов – два защитных, выполненных в виде сережек-гвоздиков, и узкий зачарованный нож, который было удобно прятать в рукаве или в кармане.

– Володя сказал, у тебя неплохо получалось метать дротики, – с ободряющей улыбкой сказал он мне. – Поэтому носи этот нож с собой. Сережки тоже надень и не снимай. На всякий случай. В них можно спать и даже принимать душ.

– Спасибо, – в ответ улыбнулась я.

Из двадцати моих попыток попасть в мишень, удачными оказались только десять. По сравнению с другими провалами, это определенно был успех.

– Не расстраивайся, – Андрей погладил меня по плечу. – Меткость и ловкость приходят с опытом. Если заниматься систематически, можно научиться чему угодно. Ты согласна?

– Согласна. Заниматься я, конечно, буду. Но знаешь, мне кажется, что моя сила все-таки в другом.

– В чем же?

– В этом, – я указала пальцем на свою голову. – Если не получится победить врага силой, буду действовать мозгами.

– Это серьезное оружие, – кивнул Кутузов. – Но в дополнение к нему должно быть что-нибудь еще.

– Например, хороший напарник, – улыбнулась я.

– Именно, Александра.

***

В понедельник мы с Андреем поехали за город. В воскресенье вечером мне позвонила вернувшаяся из командировки Юсупова и распорядилась, чтобы в семь утра я ждала Кутузова у своего подъезда.

– В районе кликуши раскричались, – сказала она. – Раньше их было мало, а теперь в каждой деревне по две-три штуки, и все злые и агрессивные. Оперативники из районного отдела просили помочь.

Андрей заехал за мной аккурат к назначенному времени.

– Мы проедемся по всем здешним деревням? – спросила я, усевшись в его машину.

– Надеюсь, что нет, – ответил он. – Сейчас мы отправимся в Акимово. Там живет Федор Иванович Уткин – местный знахарь. Он много лет помогает нашим коллегам: если замечает что-то странное или подозрительное, сразу об этом сообщает. Благодаря ему в районе сравнительно тихо. Уткин уже беседовал с оперативниками, однако есть вероятность, что они упустили из вида какой-нибудь факт, на который обратим внимание мы.

Я кивнула. Оперативники – ребята широкого профиля и, по словам Маргариты Денисовны, хватают по верхам. Чтобы разобрать проблему по частям, им нужны более узкие специалисты. Например, как сейчас.

Насколько я знаю, женщину делает кликушей проклятие – темное, сильное, выедающее изнутри. Бывает, что его в сердцах накладывают озлобившиеся родственники или соседи, однако чаще всего проклинателем является темный чародей.

В народе считается, что колдун наделяет женщин кликушеством в отместку за какую-нибудь провинность. По факту же он просто привязывает их к себе. Подчиняясь его воле, они будут делать все, что маг им прикажет.

Если в окрестных деревнях стало много кликуш, значит, кто-то наладил их серийное производство. Интересно, зачем? Армию он, что ли, собирает? Даже за одно такое проклятие колдуну грозит серьезное уголовное наказание, а за несколько – пожизненное заключение с полной блокировкой магии. Надо быть очень отчаянным или очень глупым человеком, чтобы на такое решиться.

Акимово встретило нас собачьим воем – громким, протяжным, леденящим душу. Когда мы вышли из машины, он бритвой резанул по ушам, заставив спину и руки покрыться мурашками.

Когда же мы свернули за деревенский магазин, возле которого Андрей припарковал автомобиль, оказалось, что этот звук издает вовсе не собака. На заборе у одного из домов сидела худая всклокоченная женщина в заношенной ночной сорочке. Женщина била по забору босой грязной пяткой и вдохновенно выла.

Кликуша.

Рядом с ней стояли пятеро односельчан и молча слушали концерт.

Лицо проклятой было искажено злобной радостью, такой странной и неестественной, будто она принадлежала не ей, а кому-то другому, кто сейчас завладел ее телом.

– Это Надька, сноха Плошкиных, – сказала одна из женщин, когда мы подошли ближе. – Снова мучается, бедная. Две недели тихая была, а теперь опять…

– Что же вы не снимете ее с забора? – удивилась я. – Она ведь может упасть и ушибиться.

– Ничего с ней не будет, – махнула рукой другая женщина. – Повоет и сама слезет. А нет – Федор Иванович снимет. Он ей сейчас отвар кипятит. Напоит Надьку, она и успокоится.

– Федор Иванович – это Уткин? – уточнил Кутузов. – Ваш знахарь?

Женщина кивнула.

– Где он живет? Мы как раз приехали к нему.

– Видите дом с зеленой крышей? – она махнула рукой в сторону одной местных избушек. – Туда вам и надо.

Мы поблагодарили женщину за помощь и поспешили к знахарю. Тот действительно находился у себя – калитка его забора была не заперта, а из открытого окна приятно пахло какими-то травами.

– Ты знаком с этим человеком? – спросила я у Андрея, когда мы поднялись на крыльцо.

– Нет, – он качнул головой. – Сейчас познакомимся.

Кутузов громко постучал в дверь. Спустя минуту раздались чьи-то шаркающие шаги, и в открытое окно выглянул седой полноватый старик. При виде нас его глаза стали круглыми, как монеты.

У меня внутри что-то екнуло.

Это был тот самый колдун, которого две недели назад я видела в парке в компании темноволосого демона.

Старик меня тоже узнал. Еще щеки побелели, а во взгляде появился испуг.

Кутузов, казалось, этого не заметил. А если и заметил, то не подал вида.

– Доброе утро, – сказал он колдуну. – Вы – Федор Иванович Уткин?

– Д-доброе, – заикаясь, пролепетал дед. – Я – Уткин, да.

– Мы из отдела по борьбе с нечистью и проклятьями, – Андрей вынул из кармана удостоверение и показал старику. – Хотим поговорить с вами по поводу кликуш.

В глазах Уткина мелькнуло облегчение, которое сразу же сменилось настороженностью.

– Проходите в дом, – сказал он. – Дверь открыта.

В сенях было темно, пыльно и не убрано. Вдоль стен друг на друге стояли грязные мешки, ведра и корзины. На полу виднелись комья земли, очевидно, принесенные на обуви из огорода. В воздухе по-прежнему витал аромат трав, только теперь к нему примешивался знакомый запах гнили.

– Пахнет бедой, – тихо сказала я Андрею.

Тот бросил на меня встревоженный взгляд, но ничего не сказал.

Слева от нас открылась узкая деревянная дверь, и мы шагнули в небольшую кухоньку с печкой-грубкой, распахнутым настежь окном и электрической плиткой, на которой сейчас томилась кастрюля, распространявшая по дому дух лекарственного отвара. Запах гнили здесь тоже ощущался. Он был тонок и прозрачен, однако травы перебить его все-таки не могли.

Уткин стоял посреди кухни, вытянувшись, как солдат. Когда мы вошли, он жестом указал на три старых деревянных стула, стоявших у разделочного стола. Андрей сел на один из них, знахарь заместился на втором, я же осталась стоять.

– Федор Иванович, нам сообщили, что за последние три