– Был, – ответил тот, – на Черном море явезде был.

Юноша передал тюки, поговорил о чем-то со стариком. Тототвязал бурдюк с вином и отдал парню. Девушка взяла корзинку, наполненнуювиноградом и персиками, и смело вошла в воду, переступая смуглыми ногами поострым камешкам и не морщась. Вода доходила ей до колен, но до фелюги еще былодалеко. Она крикнула что-то звонко.

– Пойди помоги сестре, – повернулся Спиридон кБорису.

Тот по пояс в воде пошел к берегу. Из-под платка на негоглянули черные глаза в пол-лица, губы, вырезанные лепестками, улыбались иговорили что-то по-своему… Борис обмер, глядя на такую красоту, но тут жевспомнил, что по разбитому Карновичем лицу пошли уже, верно, желтые ифиолетовые синяки, что он не мылся пять дней, а не брился еще дольше, что отнего несет рыбой и мерзкой овчиной, и помрачнел. Красавица засмеялась ипротянула ему корзинку. Борис взял, поблагодарил кивком головы и пошел неоглядываясь к фелюге.

– У аппарата Деникин.

– У аппарата Май-Маевский.

– Владимир Зенонович, поздравляю вас с освобождениемКиева от красной нечисти. Чрезвычайно важным считаю отступление Петлюры переднашими доблестными войсками – мы стали еще на шаг ближе к единой и неделимойРоссии. Украинским сепаратистам – никакой пощады! Теперь все силы сосредоточьтена Орловском направлении. Орел – орлам!

– Антон Иванович, для успешности операций поторопитеприслать обмундирование и боеприпасы. Корпус Юзефовича скверно укомплектован,почти раздет, много больных. Наблюдается рост дезертирства. Крестьянствовраждебно настроено. Еще раз настаиваю на скорейшем разрешении аграрноговопроса.

– Владимир Зенонович, обмундирование вышлю. Как ведетсебя Шкуро?[8]

– Шкуро неуправляем, в его корпусе пьянство и оргии. Намой взгляд, необходимо под предлогом повышения отозвать его в ставку. Еще разнастаиваю на разрешении аграрного вопроса.

– Напоминаю вам, Владимир Зенонович, свою июньскую директиву:наша главная цель – Москва. Когда мы займем Москву – решим все второстепенныевопросы, в том числе и аграрный. Относительно Шкуро я приму решение. Егонедисциплинированность крайне опасна для нашей политики, с другой стороны, егокорпус чрезвычайно боеспособен, а в условиях современной войны и того театравоенных действий, на котором мы продвигаемся, кавалерия играет решающую роль.Терцы и кубанцы Шкуро весьма преданны… Вопрос непростой.

– Антон Иванович, я не считаю аграрный вопросвторостепенным. Обещания потеряли свое значение, фураж приходится брать силойпод угрозой казни. Я опасаюсь массовых беспорядков среди крестьян,возникновения партизанского движения. Аграрная реформа необходима!

– Еще раз повторяю: этот вопрос решится в Москве.Необходимо предупреждать беспорядки всеми возможными средствами и не допускатьослабления власти. Сегодня ваша главная задача – продвижение на Орловскомнаправлении.

– Антон Иванович, надежны ли донцы? Не повторится лиистория, подобная Купнянской?[9]

– Не беспокойтесь, Владимир Зенонович, Богаевский[10] надежно держит Дон в руках.

– Антон Иванович, стоит ли держать под Царицыном такиесилы, терять людей ради одного только соединения с Колчаком? Следовало ли вампринимать верховное командование адмирала?

– Не будем снова возвращаться к этой теме! Итакдостаточно честолюбцев, которые ради личных амбиций не останавливаются передрасчленением Великой Единой России. Я подчинился адмиралу Колчаку, какВерховному Главнокомандующему русских армий и Верховному правителю Русскогогосударства, поскольку спасение нашей Родины заключается в единой власти…Впрочем, вы сами знаете, что все будет решаться в Москве, а сегодня мынеуклонно движемся к Белокаменной, а войска адмирала отступают. Кроме того,подчинение это чисто формальное, вы сами знаете, что телеграммы между Омском иЕкатеринодаром идут через Париж, а военные сводки Сибирского фронта мы получаемот англичан через Лондон. Курьеры следуют через Владивосток три месяца, а когдагенерал Гришин-Алмазов попытался прорваться через Каспий в мае, его катернаткнулся на красный миноносец, ему самому пришлось застрелиться, а военныесводки и мое личное письмо к Колчаку попали в руки большевиков… В такихусловиях можно ли говорить о непосредственном подчинении? Важно толькособлюдение принципа единоначалия! Еще раз жду от вас скорейшего продвижения наОрловском направлении, желаю полного успеха.

В Батум приплыли ночью. Еще издали, в темноте, в сторонегорода, Борис заметил зарево.

– Пожар?

– Увидишь, – усмехнулся Спиридон.

И Борис вскоре увидел. Город был раскален от массыэлектрического света, словно огромная корзина, сотканная из светящихсявольфрамовых нитей. После полутемной подслеповатой Феодосии, где даже нацентральной Итальянской жизнь затухает к ночи и освещенными остаются толькоаптеки, Борису показалось, что он плывет в сказку.

– Мы тебя в стороне высадим, – обратился к немуСпиридон, – версты три до города будет. Сразу в центр не суйся, в таком-товиде.

– Сам знаю, – кивнул Борис.

– Ну, бывай здоров. – Спиридон протянулруку. – Греки добро не забывают, если что нужно, узнавай про меня в лавкеКостаропулоса, в порту, возле моря. Костаропулос – мой брат, знает, где меняискать. А назад в Крым, если надумаешь, бесплатно доставлю.

Опять с опаской ступил Борис на шаткие сходни, но за пятьдней на море он научился держать равновесие, так что обошлось без неприятностей.Тропинка меж каменных осыпей нашлась с трудом. Борис сделал несколько шагов поней и обернулся. Фелюги он уже не увидел.

Тропинка круто шла в гору, но идти по ней можно было вполный рост, а не ползти на четвереньках, как в Феодосии. Вообще, насколько могзаметить Борис в темноте, берег здесь был более пологим. Когда он наверху вышелна дорогу, начинало светать. Вокруг дороги дремали мандариновые деревья,усеянные желто-зелеными плодами. Борис из любопытства сорвал один мандарин, ноесть не стал – скулы свело от кислоты. Мандарины собирают в октябре, говорилему Спиридон. Борис поднялся на холм и огляделся. Впереди лежал город, силуэтыдомов смутно просматривались в предрассветной мгле. Чуть в стороне Борисзаметил полотно железной дороги и станцию – казавшийся издалека игрушечнымдомик, выкрашенный бело-голубой краской. Внезапно Борис почувствовал такойпронзительный запах еды, что желудок свело судорогой. Он вспомнил, что не ел совчерашнего дня, и ноги сами повели его на запах.