Вечером Спиридон открыл тайник и выпустил своего пассажира.Глядя на измученного Бориса с раздутой щекой, капитан поцокал языком, отвязалот пояса фляжку и налил ему такой же стаканчик, как те, что пили они сГригорием Степанычем.

– Ну, господин хороший, ты теперь тоже моряк. Пей, этонаша водка, греческая. Да сразу не глотай, во рту подержать надо.

Борис с сомнением взял в рот коричневую жидкость, рануобожгло огнем, а когда он от неожиданности проглотил, глаза вылезли на лоб:показалось, что он выпил стакан расплавленного свинца да еще к тому же вжелудке разорвалась граната-лимонка. Спиридон смотрел на него, усмехаясь:

– Что, крепка водка? Какова наша жизнь, такова и водка.Привыкай: жизнь сейчас у всех крепко настояна.

Грек развеселился и протянул ему полкалача, несколькопомидоров и сосуд с вином. После еды Борису стало лучше, безумно хотелосьтолько курить. Спиридон отсыпал ему табаку и дал кусок газеты «Крымскийкурьер», выходившей в Симферополе. В газете было напечатано стихотворениеместного рифмоплета, воспевающее Деникина. Борису достались такие строчки:

Деникин пришел, как мессия,

Над миром парит, как орел.

Его дожидалась Россия,

И вот наконец он обрел…

Что обрел Деникин, осталось неизвестным. Борис пожал плечамии свернул папироску. Лежа на тюках под небом, усыпанным крупными яркимизвездами, Борис предался невеселым размышлениям. Его настораживало то, чтослишком легко удался побег. Ведь Горецкий говорил, что они еще обсудят многиевещи, что Борис должен отдохнуть, выспаться. И тут очень кстати приходитКарнович, Борису помогают бежать. Фелюга стоит наготове. Да, ноконтрабандисты-то настоящие… Ну так и что же, они небось давно у Горецкогоприкормлены, не зря Ахметку знают. А может быть, это ловкий ход? Выпустить егов Батум без документов и считай что без денег – почти все он отдалгрекам, – а потом наблюдать за ним и смотреть, куда побежит? К англичанамли, к туркам, либо вообще в советскую миссию? Только за каким чертом Борисуделать у них у всех, ему в Крым надо…

В одном Горецкий прав: корни вчерашнего преступления,несомненно, в Батуме. Об этом говорит карточка, что Борис нашел в номере.Абсолютно точно, что потерял ее убитый, этот Георгий Махарадзе… Потому что подкроватью лежал слой пыли толщиной в палец, а карточка была абсолютно чистой, тоесть попала туда недавно. Ладно, будем искать кофейню Сандаракиса, а тамспрашивать Исмаил-бея, это единственная зацепка.

Звезды опускались все ниже и ниже, было такое чувство, чтоскоро небо сольется с морем и Борис поплывет в этой субстанции, разгоняя рукамизвезды, как светящиеся медузы…

Опять во сне встали перед ним дни его скитаний по охваченнойпламенем Гражданской войны России.

Товарным поездом добрался Борис до станции Зерново. Дальше –Украина, дальше – Петлюра, а тут – красные, голод, а главное – там Варя. Онуверил себя, что она там, на юге…

Борис побродил вдоль путей, наткнулся на подозрительногокрасноармейца и от греха пошел на рынок. Там он потолкался среди продающих ипокупающих, послушал разговоры… Около него остановился кривоносый бородатыймужик.

– Не надобно ли чего панычу? – спросил мужиквполголоса.

– Нет… – Борис нерешительно огляделся. – Мненичего не надо покупать… а мне бы…

– Панычу треба до Украйны? – Мужик перешел совсемна шепот. – Мы это могем… Мы сами с Украйны будем…

Борис подошел к мужику вплотную и прошептал:

– Добрый человек, проведешь на Украину? Знаешь, какпосты обойти?

– Знамо дело, – мужик радостно осклабился, –каждую ночь, почитай, ходим. Сто рубликов извольте, паныч, – и все будет влучшем виде.

– Как же – я тебе деньги дам, а ты и сбежишь?

– Не извольте сомневаться, паныч, вечером с местечка вхлеба тикайте, подле дороги ждите, как меня завидите – выходьте. Туточки дадитемне пятьдесят рубликов, а как до места вас доведу – еще пятьдесят пожалуйте.

Борис прошатался по местечку до сумерек, стараясь непопадаться на глаза красным, а в сумерках спрятался возле дороги в высокойпшенице.

Когда стемнело, послышался скрип колес и на дорогепоказалась телега. Борис опасливо выбрался на дорогу, всмотрелся – возле телегишел тот самый бородатый мужик, а на телеге сидело еще несколько.

– Здоров, паныч? – вполголоса окликнул Борисазнакомец. – Извольте гроши.

Борис протянул мужику деньги и пошел рядом с телегой. Шлимолча несколько минут, потом с телеги донесся скрипучий голос:

– Зря ты, Матвей, паныча взял. Из-за него и нас красныепостреляют.

– Типун те на язык, Васька! – вполголоса отругалсяпровожатый. – Кажную ночь ходим, ни разу красным не попались!

– Прежде – не попадались, – проскрипел тот жеголос, – а нынче – обязательно попадемся.

– Умолкни ты, окаянный! – Матвей в сердцах повысилголос. – Сглазить ты, что ли, хочешь? Всего-то версты три пройти, иобойдем все посты ихние!

– Умолкнуть? – ядовито проскрипел Васька. – Ачтой-то я молчать должен? Ты-то с паныча гроши взял, вот ты и молчи, а мне нижменечки не перепало, так я хоть покалякаю!

– Сволочь ты, Васька! – со слезой в голосезаговорил Матвей. – Что же ты, сволочь, делаешь? Мы же все через тебяпропадем! Я же тебя на телегу посадил и мешок твой взял, сам пешком тащусь – итебе же еще и деньги плати?

– Не хочешь – не плати! – Васька заговорил нарочногромко, в голосе его зазвучала истерическая нотка. – А только точно тебеговорю – сегодня нас из-за твоего паныча красные постреляют!

Рядом с Васькой на телеге приподнялась чья-то голова,блеснули в темноте яркие белки глаз, женский молодой голос тихо произнес:

– Ты, шкура барабанная, только еще пикни – я тебежелезом нутро-то прополосну!

Борис вгляделся: на телеге рядом с Васькой приподняласьмолодая цыганка, в руке ее тускло отсвечивал в лунном свете нож.

– У, ведьма! – трусливо визгнул Васька,отодвигаясь от цыганки. – Креста на тебе нет, проклятое племя!

И в это мгновение впереди раздался самый страшный звук –звук передергиваемого затвора.

– Вот же ты сволочь какая, – вполголоса произнесМатвей, – накликал же Васька нелегкую!

Васька хотел было что-то сказать, но цыганка прижала нож кего боку и прошептала:

– Только пикнешь, шкура драная, зарежу и глазом неморгну!

Васька покосился на цыганку, поверил в серьезность ее слов иокончательно замолчал. Со всех сторон из пшеницы выступили солдаты.

– Кто такие, куда идете? – спросилкомиссар-большевик в кожаной куртке.