Герц кашлянул, сказал:

– Все будет закончено настолько быстро, что нигде неуспеют поднять голос в защиту Израиля. А если кто-то где-то и восхочет этосделать, то опоздает. В Израиле будет приведено к присяге временноеправительство. И сразу же будут объявлены точные сроки президентских выборов.Настоящих демократических. За строгим соблюдением норм пригласим наблюдатьпредставителей всех стран, которые пожелают контролировать чистоту ипрозрачность выборов.

Файтер слушал внимательно, взгляд его пробегал по лицам,снова опускался на бумаги с четко расчерченными графиками, таблицами, колонкамицифр.

– Я вижу, – сказал он суховато, – выпроработали все достаточно детально.

Гартвиг развел руками:

– Господин президент, необходимость ликвидации Израиляназрела еще в те годы, когда мы сломили режимы последних арабских стран.Израиль должен был тут же ликвидировать свой ядерный потенциал, распуститьармию и заниматься тем, что умеет лучше всего, – торговлей, банковскимиоперациями, медициной, исследованиями в области хай-тека. Но он сохранил армиюи оружие, а секретность его научно-исследовательских институтов наводит нанедобрые подозрения.

Файтер вздохнул, откинулся на спинку кресла и на минутуопустил веки. Некоторое время все почтительно молчали, каждый ощущал значимостьисторической минуты, наконец Файтер открыл глаза и сказал чужим голосом:

– Операции присвоим, как я уже сказал военномуминистру, кодовое название «Эллинизация». Все должно происходить так, словно мына самом деле готовимся напасть на Израиль!.. Кстати, надеюсь, о высшей степенисекретности вам говорить не нужно? Приступайте к выполнению. Надеюсь, Господьне допустит, чтобы мы спохватились слишком поздно!

Стивен с некоторым стеснением остановил машину передроскошным особняком Дугласа. Директор департамента ЦРУ может позволить себедорогие апартаменты и машины в полмиллиона долларов: он из клана Макмилланов,владеющего десятками газет, тремя телеканалами, сетью бензозаправок и однойавиалинией, потому его оклад идет только на карманные расходы.

У Дугласа даже слуги выглядят значительнее, чем сенаторы, иСтивен, входя в его дом, чувствовал себя так, словно входит в крепостьпротивника, где на каждом шагу ловушки. Возможно, потому в доме Дугласа все ивсегда в восторге от него, Стивена, что он никогда не расслабляется, не говоритто, что думает, а только то, что надо, что от него ждут или что надеютсяслышать.

Дуглас вышел навстречу, в длинных полотняных шортах,Т-рубашке, что подчеркивает его тренированную фигуру и открывает взорамвнушительных размеров бицепсы, загорелый и белозубый, крепко пожал руку.

– Пойдем в кабинет, туда принесут выпить… Долженприбыть Джон, но по дороге авария, на шоссе пробка, чуть задержится…

Стивен насторожился:

– Джон? Один?

– Без жены, – подтвердил Дуглас со смешком. –Удивлен?

– Еще бы, – ответил Стивен. – Она и на службук нам пыталась устроиться, чтобы не спускать с него глаз.

Дуглас ответил серьезно:

– Ты всегда все замечаешь точно, Стивен. Сейчас мы тожена службе, потому наши жены… заняты своими делами. Кабинет этот непрослушивается, кстати.

Он взялся за дверную ручку, на миг помедлил, что могло бытьистолковано по-разному, но Стивен знал, что примитивные сенсорные пластинынедавно убрали, снабдив ими дверные ручки. Теперь в помещение с такими ручкамимогут зайти только те, кому открыт доступ.

Незримый страж счел Дугласа своим, щелкнули, убираясь впазы, длинные штыри замков, Дуглас толкнул дверь, взглядом предлагая Стивенувойти, сам вдвинулся следом, Стивен слышал, как все штыри снова наглухозаблокировали дверь.

В кабинете по-старому, Дуглас хоть и отпрыск богатой семьи,но сохранил студенчески-солдатские привычки некоего пренебрежения комфортом иуютом: комната обставлена по-деловому, а обязательный добротный диван длятраханья секретарш выглядит просто уступкой этому правилу. Но понятно, чтоиспользует его Дуглас как вот сейчас: сиденья не видно под кипой папок, бумаг,буклетов и даже нераскрытых конвертов с солидными печатями.

– Что будешь пить? – спросил Дуглас.

Стивен ответил вопросом на вопрос:

– А ты как думаешь?.. Конечно, виски. Неразбавленное.

– Понятно, – ответил Дуглас. Он вытащил изхолодильника большую бутылку свежеотжатого апельсинового сока, налил в высокийстакан. – Держи свое виски. А я, пожалуй, выпью рому…

Стивен наблюдал, как он льет в свой стакан густую жидкостькирпичного цвета.

– Куда тебе столько морковного? От него кожа желтеет.

– Вот и хорошо, – согласился Дуглас. – Встране столько мексиканцев да китайцев, что уже безопаснее выглядеть на нихпохожим.

Стивен пожал плечами:

– А что делать? У тебя сколько детей?.. Вот и у меняодин. Вернее, одна. Скоро выйдет замуж, будет рожать мексиканцев илипуэрториканцев… А все эти, что заполонили Америку, как и всю Европу,размножаются быстрее птичьего гриппа… Я вот вчера впервые раскрыл Ветхий Завет…

Дуглас широко раскрыл глаза, чуть не поперхнулся морковнымсоком.

– Зачем это тебе?

– Если мне в Израиль, – ответил Стивен, – тонадо бы знать…

Дуглас отмахнулся:

– Достаточно и справочника туриста. Ты всегда былслишком добросовестным!.. Ну и что вычитал?

Стивен зябко передернул плечами:

– Куда там гуннам или татарам до иудеев по жестокости!Ты знаешь, что они сделали с народом завоеванной Палестины?

Короткая усмешка скользнула по губам Дугласа.

– Случайно знаю. Читал в детстве. Особенно поразило,что, зверски уничтожая всех, в том числе женщин и детей, они рубили сады,виноградники, убивали скот, птицу и даже сожгли все запасы зерна!

Стивен ощутил, как в нем в глубине души нечто ощетинивается,как злой дикобраз.

– Они, сволочи, этим еще и хвастаются!

Дуглас бросил на него короткий оценивающий взгляд.

– На самом деле, – произнес он медленно, –это не считалось тогда такими уж особенными жестокостями. И позже, то естьближе к нашему более милосердному времени, упомянутые тобой гунны и татарыстирали с лица земли целые деревни, сжигали дома и жителей убивали поголовно,не разбирая, кто из них стар или млад. Христианствующие крестоносцы стирали слица земли целые города мусульман. Убивали и насиловали без разбора, заодноподвергли ужасающему разгрому и христианский Константинополь… однако, Стивен,люди того времени смотрели на мир более цельно, чем мы сейчас! Это мы в нелепойловушке нашего мировоззрения. Дескать, каждый человек – это целый мир, потомунадо к нему так и относиться. Но для жителей того времени все люди были толькочастицами своих миров: степного, оседлого, христианского, исламского… ДажеКонстантинополь – чужой мир, ибо принадлежал враждебному православию! Потомукрестоносцы честно и без угрызений совести постарались ослабить его как могливо славу и возвышение своего католического мира.