– Я не поняла, – медленно сказала она. – Мыже договаривались о наличных. Надуть меня хочешь?

– Это и будут наличные, – терпеливо объяснилНиколай. – Я не сумасшедший, чтобы возить в незащищенном автомобиле стопачек по десять тысяч долларов. Может быть, тебе, дуре непроходимой, этокажется нормальным, потому что ты в жизни не заработала ни одной тысячидолларов и для тебя вообще нет разницы, пять долларов или пять миллионов. А яочень хорошо понимаю, что, случись что-нибудь с машиной или с этими деньгами,меня убьют, если я их не верну в течение месяца. В каждом банке, куда мы стобой приедем, я буду получать по этим документам наличные, а ты в соседнемокошечке будешь класть их на свое имя. Понятно?

Она почти ничего не поняла, потому что «дура непроходимая»больно резанула ухо и усилила раздражение, возникшее оттого, что в машинеоказалась женщина. А она так мечтала…

– Понятно, – ответила она машинально. – Давайсюда папку.

Николай выпростал руку из-под полы дождевика, и Вероника несразу поняла, что здесь что-то не так. Рука не потянулась к открытому окошку,за которым сидела невидимая Веронике женщина, чтобы взять у нее папку сматериалами Лебедева. И вообще рука была какой-то другой формы. В следующеемгновение Вероника Штайнек-Лебедева поняла, что в руке у Николая пистолет. Онадаже не успела додумать эту мысль до конца. Край исчезающего сознания еще успелзацепить непонятный, но страшный звук. Это дико кричала Лилиана Кнепке.

Николай Саприн, он же Николай Первушин в соответствии слиповыми документами, которые он предъявлял Веронике Штайнек, молча вел машину,напряженно ожидая, когда Тамара хоть что-нибудь произнесет. Но она молчала, какводы в рот набрала. Почему она молчит? Так испугалась, что языком пошевелить неможет? Ведь она должна была испугаться, не могла не испугаться, потому что речьшла только о том, что они заберут папку и проедутся по десятку банковскихучреждений. Только об этом шла речь, а вовсе не о том, что, забрав папку, онубьет Веронику Штайнек-Лебедеву.

Почти полгода потратил Саприн на эту проклятую папку.Сначала искал Веронику по всей Австрии, потом уговаривал ее, утрясал всякиемелочи то с ней, то в Москве с Дусиком. Намаялся. И зачем все это в конечномитоге, когда в последний момент Дусик дал команду денег Веронике не отдавать,забрать папку и покончить с этим делом? Саприн был обижен на Дусика, на весьмир и на самого себя. Он заслуженно считался мастером деликатных поручений,связанных с необходимостью найти держателя каких-нибудь документов и аккуратненькоэти документы выкупить, договориться о гарантиях и цене, да так, что обестороны оставались довольны. Никогда у него не было значительных проколов. Дажев тех случаях, когда искомые документы носили специфический характер исодержали информацию, понятную только специалистам, Николай не жалел времени нато, чтобы получить тщательный инструктаж, вникнуть в детали и потренироваться в«распознавании» текста. Ни разу он не ошибся, не привез туфту вместо важныхбумаг.

А вот теперь его использовали в такой грубой операции… Всеравно что электронным микрокалькулятором гвозди забивать. Противно. А главное,возникло неожиданное осложнение. Вероника приехала не одна, и пришлось, кроменее, убивать еще и женщину с маленьким ребенком. Если бы дело было в однойтолько Веронике, можно было бы вообще не беспокоиться. Кто будет надрыватьсяради эмигрантки-санитарки? Никто. Надрываться будут ради связей еемужа-контрабандиста, начнут искать в этом направлении, ничего, естественно, ненайдут, на том и успокоятся. А эта женщина с ребенком в машине – кто она?Саприн залез, конечно, в ее сумочку, водительским удостоверениемпоинтересовался. Лилиана Кнепке. Черт ее знает, кто она такая. Может статься,ее семья поднимет шорох, возьмет полицию за горло, дескать, найдите нам во чтобы то ни стало убийцу нашей дорогой Лилианы. В этом случае искать будут полинии Кнепке, считая Веронику Штайнек случайной жертвой. Тоже ничего не найдут.Но почему молчит Тамара? Что она себе думает?

* * *

Стюардесса уже второй раз разносила напитки, но Тамараупорно делала вид, что спит, хотя пить очень хотелось. Она полулежала в удобномкресле, закрыв глаза и отвернув лицо к иллюминатору. Пока носят напитки,Николай не станет ее будить, но минут через двадцать дело дойдет до ужина, итут уж он наверняка ее разбудит. А она так и не решила, как себя вести. Смомента убийства прошло двенадцать часов, все это время ей как-то удавалосьизбегать объяснений с Саприным, но это не может тянуться до бесконечности. Раноили поздно она должна будет обозначить свое отношение к случившемуся. И темсамым определить свою судьбу на ближайшее время, а может быть, и на всюоставшуюся жизнь. Ибо показать, что ты испугана и негодуешь, – заставитьСаприна думать, что ты опасна и можешь заложить. Делать вид, что все нормально,что так и должно быть и ничего сверхъестественного не случилось, –заработать репутацию хладнокровной циничной пособницы и тем самым позволитьвтянуть себя в еще более грязные авантюры. Ведь на ее глазах только чтозастрелили двух женщин и ребенка. Если уж она убийство ребенка проглотит исмолчит, значит, внутри у нее совсем ничего нет, кроме холода и равнодушия. Итак нехорошо, и эдак неладно.

Она почувствовала, как Саприн легонько похлопывает ее победру.

– Тамара, – тихо проговорил он прямо ей вухо, – просыпайся, принесли ужин.

– Я сплю, – сонно пробормотала она, все ещенадеясь, что он отстанет.

Но Николай не отставал.

– Давай, Тамара, давай, просыпайся, – повторил оннастойчиво, – мы целый день ничего не ели, и, когда теперь сможем поесть,тоже неизвестно. Ну-ка, открывай глазки.

Упираться дальше смысла не было. Во-первых, она была зверскиголодна. Есть же счастливые люди, у которых в моменты нервного напряжения кусокв горло не лезет. У Тамары Коченовой в такие периоды просыпался чудовищный аппетит.Она готова была сметать все подряд из холодильника и со стола, а в юности вовремя экзаменационной сессии в институте всегда набирала по три-четырекилограмма. А во-вторых, надо наконец объясниться с Николаем и скинуть с себяэтот груз.

Она открыла глаза, улыбнулась своему спутнику и подняласпинку кресла. Стюардесса протянула ей поднос с горячим ужином, и Тамарапринялась тщательно и деловито протирать руки и лицо влажной ароматизированнойсалфеткой. «Допрыгалась, – сердито говорила она сама себе. – Вседумала, ничего, это мелочь, и это тоже мелочь, и это ерунда, и то не стоитвнимания. А что вышло в результате? А в результате ты, моя дорогая, заработаласебе репутацию переводчицы, которую можно нанять для выполнения всяких мерзкихпоручений. Когда тебя просто подкладывали под нужных людей, ты относилась кэтому как к дополнительной профессиональной услуге. А когда тебя попросили«поработать» над синхронным переводом в нужную сторону, вот тогда тебе бынасторожиться. А ты? Хи-хи да ха-ха, да как весело, да как смешно, да, конечно,я все сделаю. Вот и получила. Теперь тебя наняли помощницей убийцы. А завтрачто тебе предложат? Самой взять в руки пистолет и убить кого-нибудь? Ты этогодожидаешься? Конечно, сейчас самое время начать изображать целку и кричать навсех перекрестках, что ты не такая. Раньше была «такая», а теперь в один моментисправилась. Курам на смех».