– Значит, вы, господин Кнепке, уверены, что убийствоникак не связано с тем обстоятельством, что обе погибшие женщины были русскимиэмигрантками?

– Уверен, господин комиссар. Либо причина убийствалежит в этой Штайнек, либо это было нападение с целью ограбления. У моей женыне было врагов, никто не мог желать ее смерти.

– Ну, что касается Штайнек, – комиссар пожалплечами, – вряд ли она могла представлять интерес хоть для какого-нибудьубийцы. Нищая, занятая малооплачиваемой работой, муж сидит в тюрьме. Знакомых унее практически нет, только любовник, работает электриком в той же клинике. Унее даже гражданства австрийского до сих пор нет, только вид на жительство.Маловероятно, что она была истинной мишенью тщательно организованногопреступления, а ваша жена, супруга крупнейшего финансиста Манфреда Кнепке,оказалась случайной жертвой. Согласитесь, это больше смахивает на сказочку длядурачков. Я все-таки склонен думать, что покушались именно на вашу жену.

– Значит, это было ограбление, – устало сказалКнепке. – Драгоценности Лилианы хорошо известны в определенных кругах.Пожалуйста, господин комиссар, позвольте мне уехать. Мне нужно побыть одному.

Вернувшись в Вену, Манфред сразу поехал в свой офис. Еголичная секретарша Марта, преданно работавшая у него больше пятнадцати лет,разумеется, была на месте, хоть и было воскресенье. Она уже знала обобрушившемся на босса несчастье, поэтому забросила все домашние дела ипримчалась в офис, чтобы быть под рукой, если нужно. Кнепке благодарноулыбнулся ей, проходя в свой кабинет.

– Вы обедали, Марта?

– Нет, я боялась выходить. Вдруг вы позвонили бы, аменя нет.

– Сходите поешьте, вы будете мне нужны через двадцатьминут.

Войдя к себе, Кнепке, не снимая плаща, уселся за стол иподвинул к себе телефон. На несколько мгновений он словно замер, потомвстряхнулся и решительно набрал многозначный номер. Он звонил в Россию.

– Здравствуй, Эдуард, – произнес он на хорошемрусском языке, правда, с сильным акцентом.

– Манфред! – услышал он в ответ. – Рад тебяслышать. Как дела?

– Плохо.

– Что-нибудь случилось?

– Случилось. – Кнепке помолчал. – Лили большенет. И маленького Филиппа тоже. Ты приедешь на похороны?

– Подожди, Манфред… Подожди. Я… Что с Лилей?

– Лиля умерла, Эдуард. Прошу тебя, мне больно сейчасговорить об этом. Если ты приедешь на похороны, я закажу тебе гостиницу. Тогдаи поговорим.

– Да-да, конечно, я приеду. С визой проблем не будет, яже получал ее три месяца назад, она еще действительна. Когда похороны?

– В среду. Ты мне сообщишь, когда тебя встречать?

– Конечно. Я постараюсь прилететь как можно скорее,может быть, во вторник или даже завтра. Держись, Манфред.

Кнепке положил трубку. У него было такое чувство, будтопришел старый надежный друг и сказал: «Ни о чем не беспокойся, я все возьму насебя и решу все твои проблемы. Это тебе они кажутся безумно сложными, а дляменя – тьфу, ерунда. Ты спрячься за мою спину и отдыхай, а я все сделаю». Такоечувство всегда возникало у Манфреда Кнепке, когда приходилось иметь дело сЭдуардом. Никогда в жизни не встречал он человека более надежного и крепкого.Эдуард никогда не обманывал его, не подводил. Всегда держал слово и выполнялобещания. Даже когда сватал ему Лилю, честно предупредил о ее недостатках и необманул, описывая достоинства. Лиля оказалась именно такой, как говорил Эдуард.Нежной и преданной. Взбалмошной транжирой. Прекрасной матерью, обожающей своихдетей. Простушкой, не чувствующей разницы между социальными слоями и не умеющейдержать дистанцию. Домовитой хозяйкой.

Когда Манфред впервые увидел Лилю, она была любовницейЭдуарда. В тот раз они приехали в Вену на Рождество, просто так, погулять,повеселиться. Манфред провел вместе с ними целую неделю, а под конец сказалЭдуарду:

– Послушай, где ты находишь таких красоток? Поделисьсекретом, может, я себе наконец подыщу жену.

Ответ Эдуарда его ошарашил.

– Хочешь, бери Лилю в жены, если она тебе понравилась.

– Но ведь это твоя женщина, Эдуард, – возмутилсяМанфред. – Это все равно что жена друга. Это свято и неприкосновенно.

– Глупости, – рассмеялся Эдуард. – Все какраз наоборот. Я ничего не могу ей предложить. Я стар для нее, у меня есть жена,дети и внуки, и я никогда не женюсь на ней. Она скрасила мне целых пять лет иза это должна быть вознаграждена. А что может стать лучшей наградой для нее,чем брак с преуспевающим финансистом и жизнь в Западной Европе?

– Но я не понимаю, – растерялся Кнепке. – Тытак говоришь, будто уверен, что я ей понравлюсь и она захочет стать моей женой.А если нет?

– Да понравишься ты ей, куда ты денешься! Она мне ужевсе уши прожужжала, какой ты славный да симпатичный. Так что ты подумай, есличто – я всегда готов пойти тебе навстречу.

Сначала Манфред не воспринял это всерьез, но в течениеближайшего года ему пришлось несколько раз побывать в России, он встречался сЭдуардом и его подругой и все больше укреплялся в мысли, что эта девушка емунравится. Он не сомневался в том, что Лиля – обыкновенная шлюха, но ведьговорят же, что из шлюх получаются впоследствии самые лучшие жены. Однимсловом, предложение своего русского партнера по бизнесу Манфред принял. И нераскаялся.

Он старался не задумываться о том, какие чувства онииспытывают друг к другу. С сильными обжигающими чувствами он покончил ещетогда, когда разводился со своей первой женой, бросившей его после того, какумер их первенец. А вот понимание того, какой должна быть семья, было у него иу этой русской девушки совершенно одинаковым. Манфред очень хотел иметь детей,и Лиля с удовольствием их рожала и возилась с ними. Манфред считал, что хозяйкадома должна быть не столько светской львицей, сколько гостеприимной иприветливой супругой хозяина, а Лиля с наслаждением осваивала разнообразнуюкухонную технику, умело выбирала продукты и прекрасно готовила. Манфред хотел,чтобы с женой было не стыдно выйти в свет, а Лиля с восторгом и благодарностьюездила вместе с ним в дорогие магазины и выбирала наряды, которые ей шли икоторые она носила с изяществом и элегантностью. И даже вкусы у них былиодинаковыми. Когда Кнепке впервые привез ее в свой дом, он сказал:

– Если ты согласишься стать моей женой, ты, конечно,сможешь переделать здесь все по своему вкусу, ведь этот дом станет и твоим.

Она обошла особняк, заглянула в каждую комнату, внимательновсе осмотрела.

– Мне здесь очень нравится, – улыбнуласьона. – Я бы не стала ничего переделывать, здесь все как раз по моемувкусу. Только вот эту картину я повесила бы не здесь, а в гостиной.

Манфред и сам подумывал о том, что большой картине,наполненной воздухом и радостью, не место в кабинете, обшитом темнымидеревянными панелями, но заняться перевешиванием руки не доходили.