На том и порешили. По договоренности с жильцами, арендующимиее домик, архив хранился в подвале, потому что больше его девать было некуда.Вместе с Первушиным они съездили за папками и отвезли их в ее служебнуюквартиру. К счастью, девушка, с которой Вероника делила квартиру, была надежурстве. Они втащили большую картонную коробку с папками в ее комнату,Вероника пошла на кухню варить кофе, а Николай уселся на полу, разложив вокругсебя бумаги. В комнате не было большого стола, а маленький столик, стоявший уизголовья дивана, годился только для того, чтобы поставить на него чашку или положитькнигу. По привезенной из России привычке ела Вероника на кухне.

Пока на плите грелась вода, она успела зайти в ванную,умыться и переодеться в нечто соблазнительно распахивающееся при каждомдвижении. Впервые за последний год, прошедший с момента ареста мужа, онапочувствовала, что хочет мужчину, хочет совершенно безрассудно, иррационально,не какого-то конкретного, который бы ей нравился, а мужчину вообще. Любого.Хоть первого встречного. Такое сильное неперсонифицированное желание у неевозникало раньше только тогда, когда она смотрела по видику «жесткое порно». Насамом деле Вероника понимала, что хочет она именно этого синеглазого красавчикаНиколая Первушина, но, поскольку у нее целый год не было мужчины, из-за Николаяона «завелась» так круто, что теперь ей уже все равно, с кем лечь в постель,лишь бы с кем-нибудь.

Она критически осмотрела себя в большом зеркале, висящем вприхожей. Год изнуряющей работы и постоянного недоедания сказался на еевнешности не самым лучшим образом, добавив морщинок и поубавив блеска в глазах.Но все равно она была еще в большом порядке в свои тридцать два года. Славабогу, даже самая тяжелая жизнь не делает ноги короче, они по-прежнему, чтоназывается, росли из плеч. Правда, грудь начала немного обвисать…

Очень удачно, что Николай сидел на полу. Он оказалсянормальным мужиком, чутко реагирующим на красивую женщину, которой он к тому женравится. Но поведение его показалось Веронике немного странным. Он потянул ееза руку, усадил рядом с собой на пол, обнял за плечи и начал поглаживать однойрукой, другой перебирая бумаги и делая на них пометки в углу страниц. Однимсловом, как бы говорил: детка, я ценю твой порыв, и ты мне тоже оченьнравишься, но дело – в первую очередь. Вероника собралась было обидеться, нопотом вспомнила, что речь идет все-таки о миллионе долларов. Ну надо же, как еезабрало, так захотелось трахаться, что даже про деньги забыла. Сумма оказаласьдостаточно большой, чтобы Вероника пришла в себя, сбросив похотливую одурь. Онавстала и пересела на диван, поставив на столик чашечку с кофе. Устроившисьпоудобнее и подложив под спину маленькие подушечки, она пила кофе и исподтишкаразглядывала Николая. Нет, что ни говори, а он дьявольски красив. Хорошо бы,конечно, уложить его, но, наверное, не стоит увлекаться, когда речь идет омиллионе. Еще начнет торговаться потом, попросит снизить цену: раз они сталилюбовниками, то вроде как сделались «своими».

Николай долго читал бумаги Василия Васильевича, и Вероникане заметила, как задремала: минувшую ночь она работала и поспать после этого неуспела. Наконец он аккуратно сложил все папки, завязал шелковые шнурочки ивстал.

– Вот, я отобрал триста с небольшим страниц, это то,что нам нужно. Я их пронумеровал и расписался на каждой странице. У тебя естьпустая папка?

Вероника молча кивнула и принесла папку.

– Спрячь подальше и никому не показывай, –попросил он на прощание. – Не дай бог, пропадет хоть одна страница – денегне получишь. Материал имеет ценность только весь целиком.

Только сейчас она обратила внимание на то, что он перешел на«ты». Что бы это значило? Готовность откликнуться? Или она своим поведением,тем, что ясно заявила о своем желании, сразу перевела себя из разряда достойныхуважения дам в разряд дешевых и доступных девиц?

– Хотите еще кофе? – спросила она подчеркнутовежливо.

– Нет, благодарю. Знаешь, Вероника, ты очень красиваяженщина, и, если ты позволишь, мы вернемся к этому разговору после того, какпокончим с делами. Я вернусь домой, доложу своим компаньонам о твоих условиях,потом сообщу тебе об их решении. Если они согласятся заплатить тебе столько,сколько ты просишь, я приеду для окончательного завершения сделки. И тогда мыпоговорим еще об одной чашечке кофе. Хорошо?

– Хорошо.

Она постаралась улыбнуться, но почувствовала, как в уголкахглаз закипели слезы. Вероника даже удивилась такой реакции. Почему ей хочетсяплакать, глядя в эти невероятные синие миндалевидные глаза, которые словносошли с иконы? Почему ей хочется плакать при мысли о том, что эти гладкие рукис длинными пальцами не будут ее обнимать? Неужели это из-за того, что она целыйгод одна? Безобразие, подумала она, работа работой, но и о себе подумать надо.Немедленно заведет кого-нибудь. Хотя кого ей заводить? Младший медперсоналможет рассчитывать только на санитаров, электриков и сантехников, работающих вклинике, ну еще на садовников и механиков из гаража. Надо повнимательнееприсмотреться к этому контингенту, может, удастся найти что-нибудь не оченьотвратительное и необременительное для употребления в оздоровительных целях не чащедвух раз в неделю.

Закрыв дверь за Первушиным, она вернулась в свою комнату,судорожно сглотнула и уже собралась было дать себе волю и расплакаться, какснова вспомнила о деньгах. Вероника уселась на диван, взяла со столиказеркальце и стала внимательно всматриваться в свое отражение, повторяя просебя: «Скоро я буду богатой. Скоро кончится эта дурацкая клиника, и этадурацкая работа, и эта дурацкая квартира, и эта идиотка-соседка. Я смогу забытьвсе это, как кошмарный сон. Я начну все сначала. Я оформлю развод с Вернером,куплю себе небольшой уютный домик, найму учителя, выучу этот проклятый немецкийи буду жить как все. Может быть, еще смогу выйти замуж, на этот раз болееудачно. Только бы все получилось, только бы не сорвалось».

Прошло два месяца, которые показались Веронике двадцатьюгодами. За эти два месяца Николай еще два раза приезжал, чтобы уточнитькое-какие детали сделки. И оба раза он проникновенно глядел на Веронику инапоминал о чашечке кофе, которую они оба отложили «на потом». К этому времениВероника уже перегорела, найдя утешение в объятиях симпатичного веснушчатогоэлектрика, который оказался как раз таким, как ей хотелось, – неотвратительным и не обременительным. Она уже не умирала, глядя в светло-синиеглаза Первушина, но мысль о том, что она ему небезразлична и он помнит оботложенной чашечке кофе, ее грела. Когда все будет закончено, она с большимудовольствием выпьет с ним вместе этот чертов кофе. Уж тут-то она покажет емукласс! Уж в чем, в чем, а в изысканном сексе она была великая мастерица иусталости не знала. Большую и добротную школу прошла она под чуткимруководством профессора Лебедева, что и говорить, не смотрите, что старый был,вроде другое поколение. Знатоки и любители во все времена были, и поколение тутни при чем. Калигула вон аж когда жил…

Наконец все утряслось. Николай приехал в Австрию в третийраз и позвонил ей из Вены. Поскольку в крошечном Гмундене негде было разместитьмиллион долларов, чтобы это не бросалось в глаза, решили операцию провести вВене. Но поскольку ни Николай, ни Вероника города не знали достаточно хорошо,чтобы легко в нем ориентироваться, то место встречи Николай предложил назначитьтам, где невозможно заблудиться. Договорились, что Вероника выберется наавтостраду, соединяющую Зальцбург и Вену, доедет по ней до Амштеттена, дальшедо поворота на Визельбург, свернет и остановится у первого же кафе. Судя покарте, сказал Николай, кафе стоит в полутора километрах после поворота. Встречуназначили на восемь утра: от Визельбурга до Вены не меньше полутора часов ездыдаже на хорошей машине, а ведь им предстоит посетить десяток банков.