Агустин круто повернул лошадь, опустил кулак такимдвижением, точно выбранился при этом, и медленно поехал вперед. Остальных давноуже не было видно. Доехав до поворота, он оглянулся и помахал Роберту Джорданукулаком. Роберт Джордан тоже помахал в ответ, и Агустин скрылся вслед заостальными… Роберт Джордан посмотрел вниз, туда, где у подножия зеленого склонавиднелись дорога и мост. Так будет хорошо, подумал он. Переворачиваться наживот рискованно, слишком эта штука близка к поверхности, да и смотреть такудобнее.

Он чувствовал усталость, и слабость, и пустоту после всего,что было, и после их ухода, и во рту он ощущал привкус желчи. Вот теперь и всамом деле ничего трудного нет. Как бы все ни было и как бы ни обернулосьдальше, для него уже ничего трудного нет.

Все ушли, он один сидит тут, под деревом, прислонясь кстволу спиной. Он посмотрел вниз, на зеленый склон, увидел серую лошадь,которую пристрелил Агустин, а еще ниже дорогу, а за ней другой склон, поросшийгустым лесом. Потом он перевел глаза на мост и на дорогу за мостом и сталнаблюдать за тем, что делается на мосту и на дороге.

Отсюда ему видны были грузовики, столпившиеся за поворотом.Их серые борта просвечивали сквозь деревья. Потом он посмотрел в другуюсторону, где дорога не круто уходила вверх. Отсюда они и придут, теперь ужескоро, подумал он.

Пилар позаботится о ней лучше, чем кто бы то ни было. Ты самзнаешь. У Пабло, вероятно, все обдумано, иначе он бы не рисковал. Насчет Пабломожешь не беспокоиться. И не надо тебе думать о Марии. Постарайся поверить самв то, что ты ей говорил. Так будет лучше. А кто говорит, что это неправда? Неты. Ты этого не скажешь, как не скажешь, что не было того, что было. Не теряйсвоей веры. Не будь циником. Времени осталось слишком мало, и ты ведь толькочто заставил ее уйти. Каждый делает, что может. Ты ничего уже не можешь сделатьдля себя, но, может быть, ты сможешь что-нибудь сделать для других. Что ж. Мывсе свое счастье пережили за четыре дня. Нет, не за четыре. Я пришел сюда всумерки, а сегодня не успеет наступить полдень. Значит, три ночи и три неполныхдня. Будь точен, сказал он. Абсолютно точен.

Пожалуй, тебе лучше сползти пониже, подумал он. Лучшепристроиться где-нибудь, где от тебя еще может быть польза, а сидеть поддеревом, точно бродяга на привале, — это ни к чему. В конце концов, тебе ещеповезло. Бывают вещи похуже. А к этому каждый должен прийти рано или поздно.Ведь ты не боишься, раз уж знаешь, что должен сделать это. Нет, сказал он себе,и это была правда. Счастье все-таки, что нерв поврежден. Ниже перелома я дажене чувствую ничего. Он потрогал ногу, и она как будто не была частью его тела.

Он снова посмотрел вниз, на склон, и подумал: не хочетсяпокидать все это, только и всего. Очень не хочется покидать, и хочется думать,что какую-то пользу я здесь все-таки принес. Старался, во всяком случае, в мерутех способностей, которые у меня были. Ты хочешь сказать — есть. Ладно, пустьтак — есть. Почти целый год я дрался за то, во что верил. Если мы победимздесь, мы победим везде. Мир — хорошее место, и за него стоит драться, и мнеочень не хочется его покидать. И тебе повезло, сказал он себе, у тебя былаочень хорошая жизнь. Такая же хорошая, как и у дедушки, хоть и короче. У тебябыла жизнь лучше, чем у всех, потому что в ней были вот эти последние дни. Нетебе жаловаться. Жаль только, что уже не придется передать кому-нибудь все,чему я научился. Черт, мое учение шло быстро под конец. Хорошо бы ещепобеседовать с Карковым. Там, в Мадриде. Вон за теми горами, и еще пересечьдолину. Там, далеко от серых скал и сосен, от вереска и дрока, по ту сторонужелтого плоскогорья стоит Мадрид, белый и красивый. Это такая же правда, какстарухи Пилар, которые ходят на бойню пить свежую кровь. Не бывает, чтобычто-нибудь одно было правдой. Все — правда. Ведь самолеты одинаково красивы,наши ли они или их. Как бы не так, подумал он.

Ладно, нечего расстраиваться, сказал он себе. Перевернисьлучше на живот, пока еще есть время. Да, вот еще что. Помнишь гаданье Пилар поруке? Что ж, ты веришь в эту чушь? Нет, сказал он. Несмотря на все, чтослучилось? Да, все равно не верю. Но она сегодня была просто трогательная —утром, перед тем, как мы вышли. Она боялась, вероятно, что я поверил. Но я неверю. А она верит. Что-то они все-таки видят. Или чуют что-то. Сверхчувственноевосприятие — так это, кажется, называется. Так и так это называется, сказал он.Она нарочно не простилась, потому что она знала: если начать прощаться, Марияне уйдет. Уж эта Пилар. Ладно, Джордан, давай переворачиваться на живот. Но емуне хотелось приниматься за это.

Тут он вспомнил, что в заднем кармане у него есть маленькаяфляжка, и подумал: глотну победителя великанов, потом попробую перевернуться.Но когда он ощупал карман, фляжки там не оказалось. Тогда он почувствовал себясовсем одиноко, потому что узнал, что даже этого не будет. Видно, я рассчитывална это, подумал он.

Может быть, Пабло взял ее? Что за глупости. Ты, вероятно,потерял ее на мосту. Ну, Джордан, давай, сказал он себе. Раз, два, три.

Он отодвинулся от дерева и лег, потом взялся обеими рукамиза свою левую ногу и сильно оттянул ее вниз. Потом, лежа и продолжая оттягиватьногу, чтобы острый край кости не выскочил и не пропорол кожу изнутри, онмедленно повернулся на ягодицах кругом, пока голова у него не оказалась ниже ног.Потом он уперся подошвой правой ноги в подъем левой и с усилием, обливаясьпотом, перекатился на живот, затем, приподнявшись на локтях, помогая правойногой, он выпрямил левую и отвел ее, сколько можно было, назад. Он пощупалбедро: все было в порядке. Кость не прорвала кожу, и обломанный край ушел вмышцу.

Должно быть, нерв и в самом деле перервался, когда этапроклятая лошадь придавила ногу, подумал он. Боли в самом деле нет никакой.Только вот когда меняешь положение. Вероятно, при этом кость задеваетчто-нибудь еще.

Вот видишь, сказал он. Видишь, как тебе везет. Даже и безпобедителя великанов обошлось дело.

Он потянулся за своим автоматом, вынул магазин из коробки,нащупал запасные в кармане, открыл затвор и заглянул в ствол, потом вставилмагазин и повернулся лицом к дороге. Может быть, еще полчаса, подумал он.Только не надо волноваться.

Он смотрел на склон, и смотрел на сосны, и старался недумать ни о чем.

Он смотрел на реку и вспоминал, как прохладно было в тенипод мостом. Скорее бы они пришли, подумал он. Как бы у меня не начало мутитьсяв голове раньше, чем они придут.

Как ты думаешь, кому легче? Верующим или тем, кто принимаетвсе так, как оно есть? Вера, конечно, служит утешением, но зато мы знаем, чтобояться нечего. Плохо только, что все уходит. Плохо, если умирать приходитсядолго и если при этом очень больно, потому что это унижает тебя. Вот тут тебеособенно повезло. С тобой этого не случится.