Вверху на склоне, укрывшись за деревом, лежала Пилар ивглядывалась в дорогу, ведущую от перевала. Рядом с ней лежали три заряженныхвинтовки, и одну из них она передала Примитиво, когда он опустился на землюрядом с ней.

— Иди ложись вон там, — сказала она. — Вон за тем деревом. Аты, цыган, вот здесь. — Она указала на другое дерево, пониже. — Он умер?

— Нет. Жив еще, — сказал Примитиво.

— Не повезло, — сказала Пилар. — Будь у нас еще хоть двое,этого не случилось бы. Ему надо было обогнуть ту кучу опилок ползком. А там емуудобно, где вы его оставили?

Примитиво кивнул головой.

— Когда Ingles взорвет мост, обломки сюда не долетят? —спросил цыган, выглядывая из-за своего дерева.

— Не знаю, — сказала Пилар. — Агустин с большой maquina ещеближе, чем ты. Если б это было слишком близко, Ingles его там не посадил бы.

— А я вот помню, когда мы взрывали поезд, фонарь с паровозапролетел у меня над самой головой, а куски железа так и порхали, словноласточки.

— Тебе бы стишки сочинять, — сказала Пилар. — Словноласточки! Словно лохани для стирки, вот это вернее. Слушай, цыган, ты сегоднявсе время держался молодцом. Так уж теперь не поддавайся страху.

— Я ведь только спросил, долетят ли сюда обломки, чтобы вслучае чего спрятаться за этот ствол, — сказал цыган.

— Как сидишь, так и сиди, — сказала ему Пилар. — Скольких мыубили?

— Мы — пятерых. Да здесь двое. Не видишь? Вон на том концееще один лежит. Туда смотри, на мост, будку видишь? Смотри! Ну, видишь? — Онпоказывал пальцем. — Да там, на нижнем посту, еще было восьмеро для Пабло. Ятуда ходил на разведку, меня Ingles посылал.

Пилар что-то проворчала. Потом она сказала сердито и резко:

— Что такое с Ingles? Что он там, так его и так, копаетсяпод этим мостом? Vaya mandanga![128] Взрывает он его или наново строитьсобирается?

Она подняла голову и увидела Ансельмо, скорчившегося запридорожным камнем.

— Эй, viejo! — закричала она. — Что такое с твоим, так его итак?

— Наберись терпения, женщина, — отозвался Ансельмо, легко,но крепко придерживая конец проволоки. — Он заканчивает свою работу.

— Да почему же так долго, скажи ты мне, ради последнейшлюхи?

— Es muy concienzudo![129] — прокричал Ансельмо. — Эторабота научная.

— Так и так всякую науку, — напустилась разъяренная Пилар настарика. — Пусть эта поганая рожа, так его и так, взрывает скорей, и конец.Мария! — гаркнула она своим могучим голосом, обернувшись к лесу. — Твой Ingles…— И тут хлынул целый поток непристойной ругани по адресу Джордана и егопредполагаемых действий под мостом.

— Успокойся, женщина! — крикнул Ансельмо с дороги. — Ты незнаешь, сколько у него там дела. Но он уже кончает.

— Ко всем чертям, — бушевала Пилар. — Тут самое важное —чтоб быстрее.

И тут они услышали выстрелы за дальним поворотом дороги, гдеПабло удерживал захваченный им пост. Пилар перестала ругаться и прислушалась.

— Ай-яй, — сказала она. — Ай-я-яй. Вот оно!

Роберт Джордан тоже услыхал это в ту минуту, когда онвыбросил моток проволоки на мост и, подтягиваясь, стал вылезать сам. Когда онпоставил колено на выступ настила, а руками уже ухватился за верхнюю перекладину,он услышал треск пулемета со стороны нижнего поста. Судя по звуку, это не былавтомат Пабло. Роберт Джордан вылез, встал, перегнулся через перила и, быстроразматывая проволоку, пошел по мосту вдоль перил.

Он шел и слушал выстрелы, и каждый раз ему казалось, чтозвук отдается у него в животе, словно отражаясь от диафрагмы. Теперь он какбудто слышался ближе, но Роберт Джордан все шел и только оглядывался назадчерез плечо. Но дорога за мостом была пуста, не видно было ни танков, ни машин,ни людей. Она все еще была пуста, когда он прошел половину пути до будкичасового. Она все еще была пуста, когда он прошел три четверти пути, осторожноведя проволоку-за перилами, и она все еще была пуста, когда он огибал будку,далеко отставив руку, чтобы проволока не зацепилась за железные завитушкиперил. Потом он повернулся и быстро стал пятиться по дороге вдоль неширокойканавки у края, как футболист, готовящийся принять длинный мяч, и все времяпонемножку натягивая проволоку, и когда он почти поравнялся с Ансельмо, дорогаза мостом все еще была пуста.

Потом он услышал позади приближающийся шум машины и,оглянувшись, увидел большой грузовик, выезжавший на дорогу сверху, и он намоталконец проволоки на руку и крикнул Ансельмо: «Взрывай!» — и крепко уперсякаблуками в землю, и всем телом откинулся назад, преодо??евая сопротивлениепроволоки, и еще раз обвел ее вокруг руки, а шум грузовика сзади всеприближался, а впереди была дорога, и убитый часовой на ней, и длинный мост, аза мостом опять дорога, все еще пустая, и вдруг что-то треснуло, загрохотало, исередина моста вздыбилась, как разбивающаяся волна, и струя воздуха, горячегоот взрыва, обдала его, когда он бросился ничком в канавку, руками крепкообхватив голову. Он уткнул лицо в каменистую землю и не видел, как мостопустился опять, только знакомый желтый запах донесся до него с клубами едкогодыма и посыпался дождь стальных обломков.

Потом обломки перестали сыпаться, и он был жив, и поднялголову, и взглянул на мост. Середины моста не было. Кругом повсюду валялисьиззубренные куски стали, металл блестел на свежих изломах. Грузовик остановилсяв сотне ярдов от моста. Шофер и двое солдат, ехавших с ним, бежали к отверстиюдренажной трубы, черневшему у дороги.

Фернандо лежал на том же месте и еще дышал. Руки его былиприжаты к бокам, пальцы растопырены.

Ансельмо лежал ничком за белым придорожным камнем. Леваярука подогнулась под голову, правая была вытянута вперед. Проволочная петля всееще была зажата у него в кулаке. Роберт Джордан поднялся на ноги, перебежал дорогу,опустился возле старика на колени и удостоверился, что он мертв. Он не сталпереворачивать его на спину, чтобы посмотреть, куда попал стальной обломок.Старик был мертв, остальное не имело значения.