«Ибо она — единственное, что вечно… и для того, в чьих жилахесть хоть капля ирландской крови, земля — это то же, что мать… Этоединственное, ради чего стоит трудиться, за что стоит бороться и умереть».

Да, за Тару стоило бороться, и она просто, без колебанийвключилась в эту борьбу. Она не позволит никому отнять у нее Тару. Никому неудастся заставить ее и ее близких скитаться по свету и жить из милости уродственников. Она не выпустит имения из своих рук, даже если для этогопридется изнурить работой и себя, и всех здесь живущих.

Скарлетт уже вторую неделю жила дома, когда на ноге у неезагноился самый большой из натертых за время дороги волдырей, нога распухла,надеть башмак стало невозможно, и она еле-еле ковыляла, наступая только напятку. Вид нарыва приводил ее в отчаяние. А что, если у нее начнется гангрена,как у раненых? Доктора здесь нет, и она умрет. Жизнь ее сейчас была не сладка,но расставаться с ней у Скарлетт вовсе не было охоты. И кто позаботится о Таре,если ее не станет?

Первые дни Скарлетт еще надеялась, что Джералд возвратится кжизни и возьмет бразды правления в свои руки, но прошли недели, и она поняла,что эта надежда несбыточна. Теперь ей стало ясно: судьба имения и всех живущихв нем — в ее неопытных руках, ибо Джералд был вое так же тих, молчалив,погружен в себя, и его отсутствующий взгляд нагонял на нее страх. Когда онаобращалась к нему за советом, у него на все был один ответ:

— Сделай так, как считаешь лучше, доченька.

А порой и того хуже:

— Спроси лучше у мамы, котенок.

Мало-помалу Скарлетт поняла, что он останется таким уженавсегда и до конца дней своих вечно будет ждать появления Эл-Аин, вечно будетприслушиваться, не раздадутся ли ее шаги, — поняла и бесстрастнопримирилась с этой мыслью. Джералд жил в каком-то своем мире, где времяостановилось, а Эллин всегда находилась в соседней комнате. Казалось, смертьЭллин отняла у него силу, и он сразу утратил и свою хвастливую самоуверенность,и напористость, и свое неугомонное жизнелюбие. Эллин О’Хара была для него темзрительным залом, перед которым он разыгрывал увлекательный спектакль подназванием «Жизнь Джералда О’Хара». Теперь же огни рампы потухли, занавесопустился навечно, зрительный зал внезапно куда-то исчез, и старый актеростался как громом пораженный, один на пустых подмостках, тщетно ожидая очереднойреплики.

В то утро в доме было очень тихо, так как все, кромеСкарлетт, трех лежавших в постели больных и Уэйда, отправились на поискибродившей по болоту свиньи. Даже Джералд вдруг как-то приободрился и с моткомверевок на плече заковылял через вспаханное поле, опираясь на руку Порка.Сьюлин и Кэррин, наплакавшись вволю, уснули; так повторялось по меньшей мередва-три раза на дню: они принимались вспоминать Эллин, и слезы слабости искорби начинали струиться по их исхудалым щекам. Мелани, которую в этот деньвпервые посадили в постели, подперев подушками и покрыв чиненой-перечиненойпростыней, одной рукой поддерживала льняную головку своего младенца, а другой —и не менее нежно — черную курчавую — Дилсиного малютки. В ногах у нее сиделУэйд и слушал сказку.

Тишина, царившая в доме, невыносимо тяготила Скарлетт,слишком живо напоминая ей мертвую тишину опустошенной страны, через которуюпробиралась она в долгий-долгий день бегства из Атланты. Хоть бы корова илителенок замычали — так нет, молчат часами! За окном не раздавалось щебета птиц,и даже шумное суматошное семейство пересмешников, из поколения в поколениежившее в глухо шелестящей кроне магнолии, примолкло в этот день. Скарлеттпридвинула низкое кресло поближе к распахнутому окну своей спальни и, задравподол платья выше колен, опершись локтями о подоконник, сидела, глядя наподъездную аллею, на газон, на пустынный зеленый выгон за дорогой. На полувозле кресла стояла бадейка с колодезной водой, и время от времени она опускалав нее воспаленную ступаю, кривясь от жгучей боли.

Так она сидела, уткнувшись подбородком в руки. Именнотеперь, когда ей нужно напрячь все силы, этот палец взял да нагноился! Развеэти идиоты сумеют когда-нибудь поймать свинью! Поросят и тех они ловили поодному целую неделю, а свинья вот уже вторую неделю гуляет себе на свободе.Скарлетт была уверена, что пойди она с ними на болото, ей стоило бы толькоподоткнуть повыше подол, взять в руки веревку, и она в два счета заарканила быэту свинью.

Ну, а что потом, после того, как свинья будетпоймана, — если она будет поймана? Что потом, когда они съедят и свинью, иее приплод? Жизнь-то будет продолжаться, а следовательно, не кончится ипотребность в еде. Надвигается зима, когда еды взять будет неоткуда, придут кконцу даже несчастные остатки овощей с соседских огородов. Надо запасти сушеныхбобов, и сорго, и муки, и рису, и… и… Да мало ли чего еще. Кукурузных ихлопковых семян для весеннего посева и из одежды кое-чего. Откуда все это взятьи чем» расплачиваться?

Она тайком обшарила у Джералда карманы, залезла в егошкатулку, но не обнаружила ничего, кроме пачки облигаций и трех тысяч долларовкупюрами Конфедерации. На это, пожалуй, все они могли бы один раз сытнопообедать, подумала она с иронией, ведь теперь эти деньги почти ничего нестоят. Но будь даже у нее деньги и возможность купить на них продуктов, какдоставить их сюда, в Тару? Почему господь допустил, чтобы старая кляча издохла?Будь у них хотя бы эта несчастная, сворованная Реттом скотина — все было быподспорье! А какие прекрасные, гладкие мулы брыкались у них на выгоне задорогой! А какие красавицы были их упряжные лошади, и ее маленькая кобылка, исестринские пони, и большой жеребец Джералда! Как он скакал, как летела у негоиз-под копыт земля! Ах, если бы сейчас хоть одного мула сюда — хоть самого чтони на есть упрямого!

Ладно, когда нога у нее заживет, она пойдет пешком вДжонсборо. Ей еще никогда не доводилось совершать столь длинное путешествиепешком, но она его совершит. Если даже янки выжгли дотла весь город, она, конечно,разыщет кого-нибудь и разузнает, где можно добыть продуктов. Заострившеесяличико Уэйда вдруг возникло у нее перед глазами. Он все время твердит, что нелюбит ямса, все просит куриную ножку и риса с подливкой.

Залитый ярким солнечным светом сад внезапно потускнел, идеревья поплыли перед ее затуманившимся взором. Скарлетт уронила голову наруки, стараясь сдержать слезы. Плакать бесполезно теперь. От слез может бытьтолк, когда рядом мужчина, от которого нужно чего-то добиться. Она сидела,сжавшись в комочек, крепко зажмурив глаза, стараясь не разрыдаться, и в этуминуту до нее долетел стук копыт. Но она не подняла головы. Ей так часточудилось, что она слышит этот звук, чуть не каждый день и каждую ночь, —так же, как чудился ей шорох платья Эллин… И как всегда, сердце ее в этот мигзаколотилось, прежде чем она успела мысленно сказать себе: «Не будь дурой».

Но быстрый стук копыт стал замедляться, лошадь перешла сгалопа на шаг, и это, и ритмичный хруст гравия — все было слишком реально.Кто-то подъехал верхом — может быть, от Тарлтонов или Фонтейнов? Скарлеттподняла глаза. В кавалерийском седле сидел янки.