Роланд умолк, переводя дух. Его спутники боялись вздохнуть.Их обступало потрясенное молчание Блейна Моно – душное, страшное.

– Впрочем, я могу назвать тебя бесчестным созданием, котороепозволило своему единственному товарищу расстаться с жизнью. Трусом, которыйнаслаждался, истязая дураков и убивая невинных. Растерявшимся механическимбесом, который городит вздор и…

– ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ ЗАМОЛЧАТЬ, ИЛИ Я СЕЙЧАС ЖЕ УБЬЮ ВСЕХ ВАС!

Голубые глаза Роланда полыхнули таким диким огнем, что Эддиотпрянул, смутно расслышав, как охнули Джейк и Сюзанна.

– Убей, коли хочешь, но не смей мне приказывать! – заревелстрелок. – Ты забыл лики своих творцов! А теперь убей нас – или умолкни ислушай меня, Роланда Галаадского, сына Стивена, стрелка и властителя древнегокрая! Не для того я потратил столько лет и истоптал столько дорог, чтобслушать, как ты без умолку мелешь вздор, точно малое дитя! Понятно? Теперь тыбудешь слушать МЕНЯ!

На мгновение установилась потрясенная тишина. Все затаилидыхание. Высоко вскинув голову, держа руку на рукояти револьвера, Роланд суровосмотрел вперед.

Сюзанна Дийн поднесла руку к губам, на которых играла слабаяулыбка, – так женщина, желая убедиться, что новая, непривычная вещь сидитхорошо, легонько трогает, например, шляпку. Она боялась, что пришел ее смертныйчас, но в сердце ее царила гордость, а не страх. Покосившись на Эдди, Сюзаннаувидела, что молодой человек смотрит на Роланда, изумленно усмехаясь. Выражениелица Джейка было еще немудренее: это было обожание, ни больше ни меньше.

– Скажи ему! – выдохнул Джейк. – Пусть знает! Давай!

– Да, Блейн, лучше послушай, – посоветовал Эдди. – Емудействительно все до лампочки. Не зря его звали "Галаадский бешеныйпес".

Блейн долго молчал, а потом спросил:

– ТЕБЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НАЗЫВАЛИ ТАК, РОЛАНД, СЫН СТИВЕНА?

– Быть может, – согласился стрелок, хладнокровно стоя впустоте над бесплодным нагорьем.

– ЗАЧЕМ ВЫ МНЕ НУЖНЫ, РАЗ ВЫ ОТКАЗЫВАЕТЕСЬ ЗАГАДЫВАТЬЗАГАДКИ? – ворчливо спросил Блейн тоном капризного дитяти, которого вовремя неуложили спать.

– Я ничего такого не сказал, – возразил Роланд.

– НЕТ? – Блейн, казалось, недоумевал. – НЕ ПОНИМАЮ. ОДНАКОАНАЛИЗ СПЕКТРОГРАММЫ РЕЧИ СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ О РАЗУМНОМ СУЖДЕНИИ. БУДЬ ДОБРОБЪЯСНИТЬ.

– Ты требовал загадок немедля,– сказал стрелок. – Вотв чем яотказал тебе. Ты проявил неподобающее нетерпение.

– НЕ ПОНИМАЮ.

– И оттого растерял всю свою учтивость. Этотебе понятно?

Долгое задумчивое молчание. Потом:

– ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ, ЕСЛИ МОИ СЛОВА ПОКАЗАЛИСЬ ВАМ ГРУБЫМИ.

– Мы принимаем твои извинения, Блейн. Но есть загвоздкапосерьезней.

– ОБЪЯСНИ.

Голос Блейна теперь звучал не столь самоуверенно. Это неслишком удивило Роланда – компьютер давным-давно не видел от людей ничего,кроме невежества, нерадивости и суеверного раболепия. Если он и сталкивался сэлементарным человеческим мужеством, то лишь в далеком прошлом.

– Закрой вагон, и я загадаю тебе загадку. – Роланд уселся вкресло, словно о продолжении спора (и перспективе мгновенной смерти) теперьнельзя было и помыслить.

Блейн послушно исполнил просьбу. Стены потемнели, вновьскрыв от глаз кошмарную панораму, развернутую внизу. Огонек на схеме маршрутамигал теперь неподалеку от точки, которой был обозначен Кэндлтон.

– Хорошо, – сказал Роланд. – Неучтивость простительна,Блейн, так меня наставляли в юности. Высохшая глина сохраняет ту форму, какуюпридала ей рука художника. Но еще меня учили, что глупость прощать нельзя.

– В ЧЕМ ЖЕ МОЯ ГЛУПОСТЬ, ГАЛААДИТЯТНИН? – голос Блейна былтихим и зловещим. Сюзанна вдруг увидела кота, припавшего к земле у мышинойнорки: зеленые глаза горят, хвост ходит из стороны в сторону.

– У нас есть то, что нужно тебе, – ответил Роланд. – Ноединственная награда, какую ты предлагаешь нам взамен, – смерть. Этооченьглупо.

Повисла длиннейшая пауза: Блейн думал.

– ТЫ ПРАВ, РОЛАНД ИЗ ГАЛААДА, – признал он наконец. – ОДНАКОНЕИЗВЕСТНО, КАКОВЫ ТВОИ ЗАГАДКИ. Я ДАРУЮ ВАМ ЖИЗНЬ ТОЛЬКО ЕСЛИ ОНИ ОКАЖУТСЯХОРОШИ.

Роланд кивнул.

– Я понимаю, Блейн. А теперь послушай и пойми меня.Детскиегоды я провел в баронстве Галаад. Там ежегодно устраивалось семь ярмарок –Зимняя, на Отворенье земное, на Посев, на Средолетье, на Урожденье, на Жатвинуи на Круглый Год. Угадайная потеха была важной частью каждого праздника, носамым важным событием она становилась на Отворенье земное и на Урожденье, ибосчиталось, что загаданные в эти дни загадки предвещают богатый или же скудныйурожай.

– СУЕВЕРИЕ, НЕ ИМЕЮЩЕЕ ПОД СОБОЙ НИКАКИХ ФАКТИЧЕСКИХОСНОВАНИЙ, – объявил Блейн. – ДОСАДНОЕ И ОГОРЧИТЕЛЬНОЕ.

– Конечно, суеверие, – согласился Роланд, – но ты, пожалуй,удивился бы, узнав, до чего же здорово загадки предсказывают, какой будетурожай. Отгадай-ка вот такую: когда человек бывает деревом?

– ОЧЕНЬ СТАРО И НЕ СЛИШКОМ ЗАНИМАТЕЛЬНО, – сказал Блейн, новсе равно он явно был рад хоть что-то отгадать. – КОГДА ОН СО СНА. ЭТА ЗАГАДКАОСНОВАНА НА ИГРЕ СЛОВ, ТАК НАЗЫВАЕМОМ КАЛАМБУРЕ. ЕЩЕ ОДНА ЗАГАДКА ПОДОБНОГОТИПА ШИРОКО ИЗВЕСТНА В ТОЙ СФЕРЕ, ГДЕ РАСПОЛОЖЕНО НЬЮ-ЙОРКСКОЕ БАРОНСТВО. ВОТОНА: КОГДА САДОВНИК БЫВАЕТ ПРЕДАТЕЛЕМ?

Ответил Джейк.

– Я слышал эту загадку в школе. Садовник бывает предателем,когда продает нас Турции.

– ВЕРНО, – подтвердил Блейн. – ЧРЕЗВЫЧАЙНО ГЛУПАЯ ЗАГАДКА.

– Раз в жизни я с тобой согласен, корефан, – сказал Эдди.

– РОЛАНД, СЫН СТИВЕНА! Я ХОТЕЛ БЫ УСЛЫШАТЬ, КАКИЕ ЕЩЕЗАГАДКИ ЗАГАДЫВАЛИ ВО ВРЕМЯ ГАЛААДСКИХ УГАДАЙНЫХ ПОТЕХ. МЕНЯ ЭТО ОЧЕНЬИНТЕРЕСУЕТ.

– На Отворенье земное и на Урожденье в открытом по такомуслучаю Зале Предков сходилось в полдень от шестнадцати до тридцати угадайщиков.Лишь в такие дни туда допускали простой люд – купцов, крестьян, пастухов ипрочих, и тогда в Зале Предков яблоку негде было упасть.

Стрелок глядел мечтательно и отрешенно – такое выражениеглаз Джейк видел у него в туманной другой жизни, когда Роланд рассказывал ему отом, как однажды со своими друзьями, Катбертом и Джейми, тайком пробрался нагалерею этого самого Зала, чтобы посмотреть на какой-то ритуальный танец. Онитогда по следу Уолтера спустились под горы.

"Рядом с моими родителями сидел Мартен", – говорилРоланд. – "Я узнал их даже с такой высоты, и один раз мать протанцевала сМартеном, медленно кружась, а остальные расступились, освобождая им место, изааплодировали, когда танец окончился. Но стрелки не хлопали…"