я стала. Я не хотела уже никого убивать. Я боялась себя. Мне было больно. Нечестивая кровь жгла меня изнутри. Я видела, что я сделала. Я не могла больше так. Это было странно и страшно, немыслимо — молиться и чувствовать ещё его кровь на клыках. Я молилась о прощении или о смерти. Я молилась, взывая в раскаянии. Я молилась, я плакала, я кричала. Со стороны это было, наверное, жутко, но мне не было дела до стороны — мне жалко было себя, я сожалела о том, что я сделала. Я правда жалела, Максим, ты не думай. Злость замутила мой разум, но это прошло потом, быстро... Недостаточно быстро. Я молилась, и Фериссия сжалилась. Я опять тогда стала собой: маленькой, беззащитною девочкой. Надо было мне тогда восславить Фериссию и предать себя смерти. Так было бы проще... — она нервно вздохнула. — Так было бы намного проще. Но вместо этого я вернулась — я вспомнила про общину, про себя, про Мелиссу... Я вернулась. Я просила всех о прощении. Я молилась. Я пела. Рыдала. Кричала. Меня сторонились, как сумасшедшую. Мелисса спала. Потом она всё же проснулась... Она проснулась — и я вдруг поняла, что мой кошмар не закончился.

Дыхание Димеоны было тяжёлым — видно было, сколько сил и внимания уходит у девочки на то, чтобы прорваться сквозь эту историю, чтоб не броситься опять наутёк, но было ясно также и то, что на этот раз она решилась идти до конца.

— Мелисса проснулась. Узнала меня. Я упала пред ней на колени. Я ей всё рассказала. Я просила молить Фериссию о прощении — молить за меня, если она всё ещё думает, что я достойна, если я ей не противна... Молить — или велеть мне предать себя лютой смерти. Я всё сделала бы, как она мне велела. Я б всё сделала! Но она... Нет, это ужасно! — воскликнула вдруг друидка, закрывая руками лицо. — Я... Нет, я не могу!

— Ничего ужасного в этом не было, — раздался рядом спокойный, уверенный голос. — Если ты спросишь меня сейчас, то я и сейчас повторю всё, что сказала тогда. Тебе не за что было себя винить. Всё, в чём ты согрешила, ты уже осознала, а мучить себя по былому бессмысленно. Больше того: ты всё тогда сделала правильно. Ты спасла нас. Не было другого пути, кроме как срезать гниль: есть люди, которые должны умереть. Ты сотворила, что было должно. Ты лишила четырёх людей жизни, а спасла почти сотню. Ты... Ты молодец, я тобою горжусь.

Я оглянулся. Мелисса приближалась, ступая легко и спокойно. Её зелёное платье — такое же, как носила во время нашего путешествия Димеона, — едва заметно шевелило листочками.

— Здравствуй, моя ученица, — продолжала она. — Давно не виделись.

Димеона стояла, словно оглушённая, и молчала, возможно, минуту. Лицо её выражало полнейшую растерянность, будто девушка не представляла, что делать дальше.

— Здравствуй... Здравствуй, Мелисса, — сказала она наконец.

***

— Здравствуй-здравствуй, — Мелисса неотвратимо приближалась, её змеиные глаза горели ярким огнём. — Извини, я тебя перебила. Кажется, ты рассказывала о том, как...

— Нет, — сказала Димеона быстро. — Нет. Прости.

— «Нет»? — Мелисса склонила голову на бок. — Но мне кажется, тебе стоит сказать ему «да». Почему бы тебе не рассказать ему всё?

Димеона сопела.

— Рассказывай, — повторила верховная жрица.

Ученица вздохнула:

— Да, Мелисса... В общем-то, я уже всё рассказала. Я смогла опять стать человеком и вернулась домой. Я просила Мелиссу о наказании, о самом страшном, что она только сможет придумать, но вместо этого она меня лишь похвалила...

Девочка снова вздохнула и замолчала. Наставница глядела на неё, не мигая.

— Ну, что же ты? — спросила она. — Давай, расскажи ему всё.

Димеона опять засопела.

— Я всё рассказала, — произнесла она глухо.

— Расскажи ему всё! — повторила Мелисса, и голос её из сахарного сделался вдруг стальным, острым, словно лезвие гильотины. — Расскажи ему, что я тебе ответила, и о чём мы потом спорили, и зачем ты собралась к диким людям, и о чём ты просила меня, умоляла, ползая на коленях. Расскажи ему всё.

Ученица смотрела на неё пустым взглядом.

— Да, Мелисса, — сказала она наконец. — Видишь ли, Максим... Я хотела, чтобы Мелисса научила меня, как искупить грехи — вместо этого она лишь похвалила меня и призвала вместе с ней строить козни против диких людей, участвовать в этом безумии. Я просила её, умоляла одуматься, но она... Не хочет. Я говорила ей, что Фериссия есть любовь, что она любит своих детей, хранит их и никогда не допустит кровопролития — а Мелисса спрашивала, как же тогда получилось, что двух её жриц едва не зарезали прямо в храме. Я говорила, что нужно просто научить дикарей ходить путями Матери леса, направить их, объяснить им, что хорошо, а что плохо, помочь им измениться и зажить в гармонии с Природой, но Мелисса лишь смеялась и говорила, что, если я так в этом уверена, мне стоит сходить к ним и посмотреть на них своими глазами. Я просила её дать мне шанс научить их, исправить, умоляла повременить с войной, пока я не вернусь, — Мелисса ответила, что у меня есть целая луна форы и что, если я управлюсь за это время, она, так и быть, отзовёт своих воинов. Я же поклялась, что, если мой поход окончится неудачей, я перестану с ней спорить и впредь буду во всём её слушаться.

Девушка вздохнула.

— Я верила, что дикие люди не настолько погрязли в грехе,