— Поэтому, — епископ выпрямился, — я категорически запрещаютебе осуществлять какие-либо действия, которые могли бы этому плану навредить.Или хотя бы его усложнить. Ян держит Рейнмара фон Беляу в темнице зембицкогозамка. Я запрещаю тебе приближаться к этой темнице хоть на шаг, запрещаюразговаривать с Рейнмаром, запрещаю тронуть его хотя бы пальцем. Я запрещаютебе это категорически и строго. Я знаю, что ты — чародей, полиморф инекромант, знаю, что проходил сквозь стены, чтобы во Вроцлаве добраться доузников. Знаю, что ты можешь и на что способен. Но предупреждаю: если ты непослушаешься моего запрета, то навлечешь на себя мой гнев. И тогда узнаешь, начто способен я. Ты понял, Биркарт, сын мой? Подчинишься ?

— А у меня есть выход? Отец мой?

Епископ зло засопел. Потом с треском захлопнул Библию, а наее титульной доске поставил кубок. И налил в него бургундского с корицей.

— Ну а так, между нами, — спросил он немного погодя,совершенно спокойно, — зачем тебе был нужен этот Беляу? Ведь не ради же однойтолько приятности мстить и убивать? Что-то ты хотел из него выжать, о чем-товажном выспросить? Но о чем? Ха, вероятно, ты не захочешь сказать...Подробностей не выдашь. Но, может, в общих чертах?

Стенолаз усмехнулся, и была эта ухмылка исключительномерзостная.

— Если в общих чертах, — процедил он сквозь ухмыляющиесягубы, — то почему бы и нет? Из Рейнмара Беляу я намеревался выжать информацию,которая привела бы меня к одному из его компаньонов. А из того я выдавил быдальнейшие сведения. Получив тем самым некоторые знания. Общие. В частности, отом, действительно ли книга, которую ты только что читал, есть то, чем ееобычно считают. Или, может, она стоит не больше, чем басни Эзопа Фригийца.

— Любопытно, — проговорил после недолгого раздумья Конрад. —Действительно, любопытно. Тем не менее мои приказы остаются в силе. Ad maioremDei Gloriam. А баснями мы займемся в лучшие времена.

Стенолаз спорхнул с зубцов Ниского замка, закружил,подхваченный дующим с Рыхлебов вихрем. Выровнял полет, заскрипел, помчался вночь. Он летел в сторону массива Слёнзы. Но не на самую Слёнзу. Слёнзу избралилюбители, дилетанты. Как место для чар она была немного тривиальна и скорееперехвалена. Стенолаз летел на Радуню, на ее продолговатую вершину, на каменныйвал и покоящийся в его центре магический, напоминающий катафалк камень.Монолит, который лежал здесь уже тогда, когда по Судетскому предгорью топалимамонты, а гигантские черепахи откладывали яйца на теперешнем острове Песок.

Опустившись на камень, Стенолаз изменил внешность. Вихрьзаиграл его черными волосами. Подняв обе руки, он закричал. Дико, громко,протяжно. Вся Радуня, казалось, задрожала от этого крика.

На далеком безлюдье, на вершине далекой горы зажглиськрасные огни в окнах вздымающегося над скальным обрывом замка Сенсенберг. Небонад старой крепостью осветилось красным заревом. Ворота с грохотом раскрылись.Раздался демонический крик и топот коней. Черные всадники спешили на вызов.

— Я решил, — заявил Ян, князь Зембиц, поигрывая стилетом. —Я решил дать тебе шанс, Рейнмар Беляу.

Рейневан заморгал, ослепленный светом свечей, больно режущимглаза после долгого пребывания в темнице. Кроме князя, в комнате были еще люди.Он знал только Боршнитца.

— Хоть преступления твои тяжелы и требуют строжайшей кары, —князь поигрывал стилетом, — я решил дать тебе шанс. Чтобы ты хоть чуточкуискупил свои прегрешения, раскаянием заслужил Божью милость. Иисус за насстрадал, а Бог милосерден, отпускает грехи и очищает от любой греховности. Даже«если будут грехи ваши, как багряное, говорит Господь, как снег убелю»[302]. На заступничество Иисуса и милосердие Господа нашего можетрассчитывать каждый, даже такой отщепенец, богохульник, колдун, извращенныйпаршивец, крысиный помет, незаживающая язва, мусор, ошметчик, сукин сын исобачий кутас, как ты. Однако условием является раскаяние и исправление. Я дамтебе возможность исправиться, Рейнмар Беляу.

— Гуситы, — Ян Зембицкий бросил стилет на покрывающую столкарту, — все еще не решаясь штурмовать Клодзк, залегли сторожевым лагерем к югуот города, неподалеку от деревни Регенсдорф, у самого Междулевского тракта. Тызнаешь, где это, правда? Поедешь туда. Краловец знает тебя и доверяет, значит,послушает. Ты уговоришь его свернуть лагерь и пойти на север. Искусишь егокакой-нибудь ложью, обещанием богатой добычи, возможностью сокрушительногоудара по епископским войскам, возможностью взять живым в плен самогоепископа... Впрочем, твое дело, какой ложью ты его убедишь. Важно, чтобы онотправился на север, через Шведельдорф и деревню Рощицы в долину Счинавки идальше — на Новую Руду. Разумеется, гуситы так далеко не уйдут. Мы займемсяими... раньше. Однако важно... Ты меня слушаешь?

— Нет.

— Что?

— Тебе не сделать из меня предателя.

— Ты уже и так предатель. Теперь только сменишь стороны.

— Нет.

— Рейневан, ты знаешь, что можно сделать с человеком припомощи раскаленных щипцов и кипящей смолы? Я скажу тебе: можно так долгоприпекать бока, что внутренние органы станут видны из-за ребер,

— Нет.

— Герой, да? — Ян Зембицкий махнул рукой. — Не предаст? Дажеесли его затащить в палаческую? А что будет, если окажется, что туда затащиливовсе никакого не героя? Что припекать бока станут кому-то другому? А героязаставят на это смотреть?

Помертвевший и совершенно парализованный угрозой Рейневанзнал еще прежде, чем князь махнул рукой. Знал, прежде чем слуги затащили вкомнату Ютту. Бледную и даже не сопротивляющуюся.

Князь Ян жестом приказал подвести ее ближе. Если до этогоРейневан еще тешил себя надеждой, что феодал не осмелится ни держать в темнице,ни оскорблять дочь Апольды, что не сделает чего-то скверного шляхтичке, девушкеиз рыцарского рода, то теперь выражение лица и глаз князя развеяли его надеждыи рассеяли их как пыль. Плотоядно-жестоко ухмыляющийся Ян Зембицкий коснулсящеки Ютты, девушка резко отдернула лицо. Князь засмеялся, потом встал позадинее, резким движением сорвал с плеч котегардию и рубашку, на глазахвырывающегося у слуг Рейневана сжал руками обнаженные груди. Ютта зашипела ирванулась. Напрасно. Ее держали крепко.

— Прежде чем мы начнем прижигать две эти одинаковыепрелести, — засмеялся Ян, грубо играя бюстом девушки, — я возьму девицу к себев ложе. А если ты и дальше будешь изображать из себя героя, то девица попадет вкарцер ратуши, пусть и тамошние потешатся. А следует тебе знать, Белява, чтоони всегда там забавляются, надзиратели и охранники, та же самая компания,которая была, когда туда попала бургундка. Парни получат другую, надоевшуюкнязю, хе, хе. А тебя я прикажу запереть в соседней камере. Чтобы ты все слышали представлял себе. А потом... Потом начнем припекать.