— Это рядом, — добавила она, слегка коснувшись его руки, безвольно лежащей на столе.

— У вас руки мастера! — восхитилась она, и провела по его раскрывшейся ладони своими пальцами. — Вам никто не говорил об этом? Вы понимаете, о чем я?..

Да, о чем?.. Фомин молча допивал кофе и оглядывал через «жардиньер» огромный торговый зал, в котором он непонятно как очутился. Что-то было не так… Потом улыбнулся Ольге Николаевне не ободряюще, не обещающе, а как солнце из-за туч, выглянуло и все!.. Грустные глаза, подумал он, останавливая взгляд на ней, наверное, все-таки за тридцать пять.

Она выжидающе смотрела на него.

— У нас очень удобно, вы не будете чувствовать себя неловко…

Он оглянулся еще раз и наткнулся на зеркало сбоку от себя. На него смотрел длиннолицый тип в черных очках весь в мелко завитых косичках. Ахилл, что с твоими волосами? Ужель Брисеида?.. Он заворожено провел рукой по голове, словно не веря. Здорово, восхитился он, как восхищался теперь всему, что с ним происходило. Хищные узкие очки разрезали бледный овал лица надвое. Вот что не так было вокруг! Цвет!.. Кто нацепил на него эти очки?.. Кажется, он долго торчал перед стендом с очками. Смутные воспоминания пробежали легкой чередой. Неужели продавщица все-таки нацепила их на него? «Вы в них, как Киану Ривз!..» Так и отдала… он не помнил, что расплачивался.

Фомин снова улыбнулся Ольге. Она поняла это по-своему, а он и не возражал. Двери широко и гостеприимно распахнулись перед ними, едва они подошли к выходу.

Шум Тверской, после уютной тишины и прохлады магазина, обрушился на них ниагарским водопадом. Молча, как заговорщики, они повернули в сторону бульвара.

— Андрей Андреевич? — услышал Фомин знакомый голос. — А позвольте узнать, куда это вы?

Перед ними выросли Ефим с Верой. Ефим был в легком светлом костюме, а Вера, как всегда в том, что не придет в голову принять за верхнюю одежду — полупрозрачном шелковом комбидрессе цвета предгрозовой тучи и, видимо, поэтому с зонтиком. Эта сумасшедшая проповедовала в стиле одежды принцип Унгаро: женщина должна быть готова к любым неожиданностям, даже к встрече с водопроводчиком и законом Ома.

Так как ни того, ни другого на Тверской не было, пострадала только Ольга Николаевна. Ей сразу стало как-то не по себе в компании с полураздетой Верой. А тут еще Ефим открыл рот.

— На минутку нельзя оставить одного! — поделился он с Ольгой Николаевной.

— Ефим Григорьевич, — представился он еще, приподнимая несуществующую шляпу над своей роскошной шевелюрой, потом показал на Веру. — Вера… — Пауза. — Александровна…

— Ольга Николаевна, — нерешительно проговорила Ольга Николаевна, стараясь не залипать на Верином комбидресе.

Голос её заметно сел. Она вопросительно посмотрела на Фомина. Ефим сделал тоже самое, но еще и с укоризной.

— И куда вы его? — спросил он, не дождавшись объяснений от Фомы.

— Я? Мы?.. А почему вы?.. — Ольга Николаевна с удивлением переводила взгляд с Ефима на своего спутника; какие-то подозрения начали возникать в ее голове по поводу всей этой троицы.

Фомин молча протянул её визитку Ефиму.

— О, салон! — восхитился Ефим, отдавая визитку Вере, которая тут же выбросила ее в урну. — Поплясать пошли? Покамасутрить?.. Дело!.. У меня тоже!..

Он начал искать по карманам.

— Где же они, черт возьми? Вера? — окликнул он развлекающуюся комбидрессом Веру. — Ты не помнишь?.. А, вот!..

Он подал Ольге Николаевне свою карточку. «Ефим Бзик. Частный сумасшедший дом «Братья Карамазофф». Уроки смирения и покоя. Ванны, душ, брандспойт, прорубь, рубахи с длинными рукавами…» — прочитала она, не веря глазам.

Добившись нужного электрического эффекта, Ефим чуть смягчился:

— Те же, в общем-то, пляски, но Витта. У вас тоже для неадекватных? Только в любви, наверное, да?

Ольга Николаевна потрясенно покачала головой. Стремительность, с которой обрушился на нее Ефим, объяснив двумя фразами всю загадочность поведения Фомина, практически исцелила ее от неземного обаяния Ахилла, но лишила дара речи. Последнего вопроса она почти не слышала, с ужасом наблюдая, как Вера копается в своем комбидрессе, вероятно, тоже ища визитную карточку, свою. Что это могла быть за карточка, Ольга Николаевна даже и представлять не хотела.

— Дело в том, что это наш постоянный клиент, — продолжал сверлить её взглядом Ефим. — Младшенький. Алешенька. Отчаянный плясун. Не остановить… Ну так мы идем танцевать, Олечка Николаевна? — пододвинулся он к ней. — Или уж сразу к нам?

— Нет-нет! — встрепенулась бедная Ольга. — Я совершенно забыла, я не могу, у нас сейчас… проветривание, как раз, после этих…

Она беспомощно трясла рукой, подбирая слово и умоляя, взглядом, помочь.

— Плясок омоложений? — подсказал Ефим.

— Да-да!.. То есть нет, конечно! Не плясок, а… — Ольга Николаевна страдала уже по-настоящему.

— Ну да, я понял, танцев, — сжалился Ефим. — Мы тогда, после проветривания, да? Ты как, Фома?

Но Ольга Николаевна, не дожидаясь мнения Фомы по этому поводу, поспешно («извините, у меня тоже!..») покинула их, бросившись в сторону совершенно противоположную той, куда только что направлялась.

— Что у нее тоже — проветривание? — сонно спросила Вера, поменяв руку Ефима на руку Фомы.

— Дроня, я по тебе соскучилась, — сообщила она, как сообщают о нежелательной беременности, — а ты все баб каких-то соблазняешь! Когда ты уже меня соблазнишь?

— Ты смотри, все как в книге! — восхитился Ефим.

Они вернулись в магазин, в котором он только что пил кофе. Вера решила приодеться. Чмокнув Фомина, она моментально исчезла в конфекционе, на секунду шокировав персонал своим видом, а они устроились в кафе, где, как утверждалось, Фому оставили всего на пять минут.

— Здорово ты себе эту мышцу набил! — продолжал Ефим, усаживаясь и заказывая кофе.

— Слу-ушай, тебя надо женить! — вдруг обрадовался он. — Это и будет тот самый положительный фактор, который резко изменит ситуацию! Правильно, как же я раньше-то не догадался?!

— Ты