— А на ком, на себе что ли?

— Но меня же ни один загс не примет без справки!

— Кто нас остановит, Фома? И кому придет в голову спрашивать справку у здорового человека?

— Невесте. Ей жить.

— О чем ты говоришь? Ты сейчас и двух слов не сказал связно, а уже приглашен на тантры! А это для них святое, это не шампань и цветы, это духовно-физиологическая близость. Ведь, что важно женщине? Её не интересует, сумасшедший ли ты, ей важно, сходит ли она с ума с тобой! А они сходят! Разве остановил эту бабочку твой чумовой вид? Нет! Ты как тутовый шелкопряд, поражаешь призывным ферментом всё вокруг себя на многие километры!

— Зато, когда ты открыл рот, а Вера стала раздеваться…

— Мы обязаны тебя защищать! — хохотнул Ефим. — Ну и о чем вы говорили?.. О Гомере?.. Она что тоже сумасшедшая? Вытри рот. Опять пирожными кормили? Видишь: о Гомере! — им и в голову не приходит спросить у тебя справку!

— Так то просто знакомство, а тут — семья!

— Фома, ты старомоден, как сифилис. Сейчас завести семью легче, чем познакомиться с приличным человеком. Кругом интернет и нигде — интерда, чтобы тантру вытворить! Надо использовать момент!..

Вернулась Вера. Она присовокупила к комбидрессу легкую прозрачную накидку, шляпку кремового цвета и темные очки, и теперь, благодаря им, уже не смотрелась купринской проституткой поутру. Теперь она выглядела взбалмошной миллионершей и несла себя с таким пренебрежением к мнению окружающих, что и продавщицы, и охранник, и вышедший на шум менеджер не посмели её остановить и сказать, что она, в обшем-то, в нижнем белье, как не посмели сказать об этом и постовые на улице.

Несмотря на явное неглиже, Вера выглядела, как неприступная крепость — маняще и устрашающе одновременно. Ткань мягко шуршала в такт её шагам в пустом магазине, словно топ-дива совершала свой дефиле на подиуме. Надо ли говорить, что в магазине сразу же установилась особая атмосфера, а в кафе остановился вентилятор.

— О чем речь?.. — Вера погрузилась в кресло, забросила ногу на ногу, знаком попросила у Ефима огня. — Какой момент мы решили использовать?

Она была почему-то не в духе и от этого казалась еще опаснее. А такой опасной фигуры, как у нее Фомин вообще никогда не видел, казалось, все, что Вера надевала на себя, от трусиков до шляпки, только подчеркивало совершенство той линии, что выстреливает от талии вверх и вниз, убийственным изгибом.

— Мы решили жениться! — ответил Ефим, подавая огонь.

— Я ничего не решил! — возразил Фома.

— А кто тебя спрашивает, ты недееспособен! — отмахнулся от него Ефим.

Вера глубоко затянулась и выпустила струю дыма вверх, туда, где висела табличка, что у нас, мол, не курят. Но подойти к ней и сказать об этом охранник не решился, даже с дубинкой. Не всякий может, как ни в чем не бывало, разговаривать с дамой в нижнем белье, не в Новгороде, заметьте, Нижнем, а — в белье!

— Давайте уже быстрее решайте что-нибудь! — сказала она вдруг, ни к кому конкретно не обращаясь, а потом повернулась к Фоме:

— Андрон, а может, действительно, тебе жениться?.. На мне?.. Я согласна.

— Ага, сейчас! — пообещал Фомин.

— Нет, сейчас — Дом Кино! — напомнил Ефим. — Кстати, Вера, туда нужно переодеться!

— Легко!.. — Вера, к ужасу персонала, снова стала снимать накидку.

Сразу после скандального посещения Дома Кино Ефим вернулся к прежнему разговору.

— Дело в следующем, — сказал он. — Как ни крути, а тебя от твоей боли может спасти только женитьба! Другого средства против катастрофического разрушения твоего сознания я не знаю. Понял?

Фома внимательно слушал. У него появилась теперь, в преддверии приступов боли, такая внимательная-внимательная внимательность. Словно муху рассматривал на луне в телескоп.

— Что самое лучшее на свете? — спросил Ефим, не видя никакой реакции.

— Водка! — ответил Фома, вспоминая премьеру фильма, то как светлый праздник, то как «никак». — Когда кокаина, правда, нет, — добавил он.

— Мельчаешь! — цыкнул Ефим, и произнес наставительно:

— Самое лучшее на свете это дружба! Понял?

— Дружба, — как эхо повторил Фома.

— А что самое лучшее для мужчины?

— Дружба? — попробовал угадать Фома. — Когда кокаина, правда…

— Самое лучшее для мужчины это женщина! — оборвал его Ефим. — Жена!

Фома стал слушать невнимательно. Вообще, если разговор шел не о болеутоляющих, он сразу становился невнимательным. Ефим, почуяв это, забегал по комнате.

— Тебя надо женить, ответственность и наслаждение тебя спасут! Тебе повезло, что во мне совместились все твои чаяния — самое лучшее на свете и самое лучшее для мужчины. Я твой друг, да?..

Не добившись ответа, он утвердительно кивнул.

— Друг. А раз друг? — поставил он новый вопрос.

— Ты и женой что ли хочешь стать? — догадался Фома.

Ефим крякнул:

— Размечтался!.. Я отдаю тебе свою жену, идиот!.. Веру… Владей!..

— Ага! — сказал Фома. — Ею завладеешь. Скорее она сама. Она же сумасшедшая!

— Это ты сумасшедший, не забывай. И мы тебя лечим. Она же… — Ефим вдруг задумался, но ненадолго. — Она же тебя окончательно вылечит, это я понял, но!.. если ты ей позволишь до себя добраться, понял?

— Но ты же сказал, меня вылечит роман?

— А это что — не роман?.. Настоящий роман! И ты должен закончить этим романом свой роман. Гениально! — даже вдохновился Ефим. — Сколько больших писателей мечтали закончить свои романы свадьбой и ни фига! А ты — маленький псих — закончишь! Чехов отдыхает. Решено! Решено, спрашиваю?..

Фома уловил в этом пассаже только одно.

— Чехов отдыхает, а я?

— А ты, блин, поработаешь! На ниве гимена!

— На ниве?.. — В сочетании с ведьмачеством Веры, звучало совсем страшно: