— Если захочешь!

— Тогда чего тянуть? — пожал плечами Фома.

Главное, что он хитро помнил, у Веры «быстрый».

Вере они ничего не сказали, не было её нигде, где-то летала на помеле по бутикам и антикам. Вместо этого, они сами пошли по магазинам выбирать свадебный костюм, «брачный прикид», как мрачно оповещал Ефим обслугу, входя в лавки и магазинчики. И они что-то мерили, щупали, но Фомин замечал только быструю смену фасонов и цветов, то есть карусель, которая не приносила ничего, кроме утомления, его жаждущему организму. Наконец, они выбрали френч какого-то погибшего центральноамериканского диктатора, в котором его, кстати и убили.

— Убили? — восхитился Ефим. — А где дыры?

Оказалось, что вождю оторвало голову.

— Берем! — заорал Ефим.

— Вы же… на свадьбу? — удивились ему.

— То, что надо — свадьбник без головы!.. На контроль!.. Мы только поменяем деньги!

Вышедший на крики менеджер, то ли турок, то ли азербайджанец, с опиумно упитанным лицом, предложил услуги магазина по обмену: мол, всем будет хорошо, даже не заметите! — но предложенная Ефимом валюта доминиканской республики была встречена без энтузиазма, даже испуганно. И они ушли, пообещав вернуться. Их, естественно, не ждали обратно, поменять такую валюту могло только ЦРУ, а его представительства в Москве еще не было.

— Ну и морока с тобой! — пожаловался Ефим.

С таким же успехом они побывали на всех главных конфекционах Москвы. Фома умирал. ГУМ, ЦУМ, ГАМ, БУМ, БАХ, ТРАХ (торгово-религиозная ассоциация хасидов, где они примеряли свадебные пейсы), калейдоскоп витрин. Его раздевали и одевали со скоростью застигнутого врасплох любовника, но что-то постоянно не устраивало Ефима: то цвет, то фактура, то общая гамма, то мировоззрение продавца, молчавшего, как манекен.

Потом все началось сначала, но медленно и издевательски вдумчиво: ГУ-У — У-У-УМММ, — загудела голова у Фомы. Теперь он знал, что такое последний путь — это подготовка к свадьбе, в то время как Ефим был необыкновенно бодр и в сотый раз объяснял, что ему нужно.

— Нам бы… — Щелкал он пальцами, пристально всматриваясь в ряды костюмов. — Что-нибудь глубокое, сдержанное… Нина Павловна, — прочитал он имя продавщицы на лацкане.

— Строгое?

— Да-да, именно! Траурное, я бы сказал!

— На свадьбу?!

— Вы знаете, на днях, в небольшом сибирском городке, расстреляли свадьбу, прямо на выходе из загса. Тарантино уже снимает об этом фильм. Надо быть готовым ко всему.

Глаза у продавщицы стали, как витрины, перед тем, как в них запустят кирпичом — за что? Она полчаса таскала, из примерочной и обратно, костюмы, брюки, галстуки и теперь готова была сама заделать сибирский вариант марьяжа здесь, между примерочными…

Положение резко изменила Вера.

— Это что такое? — внезапно появилась она из-за спины Ефима, вся в облаке дорогого амбре. — Почему ты здесь?.. Где Андрон?..

Вера, в коротком кожаном костюме, черной же шляпе с хищными полями и чернобурке, скалившей настоящие зубки, вперилась в Ефима и продавщицу. Зрелище не для секции готового платья.

Ефим кивнул. Фомин валялся, брошенный, в примерочной. Увидев его, полуодетого из-за неясности, куда же он — на похороны или все-таки на свадьбу? — она вскричала:

— Что вы здесь делаете, Фима? С каких это пор ты одеваешься в готовом платье, да еще в проходном дворе? Извините, милочка, — обронила она Нине Павловне. — Это мой муж, к сожалению! Вечно он со своими идиотскими фантазиями одеваться черте где!

— Это главный универмаг страны! — сдержанно ответила продавщица, слегка зардевшись. — И…

— Да, и не говорите! — не стала ее слушать Вера. — Превратили магазин черте во что, главная проходная! И вот прутся с котомками!..

Она снова повернулась к Ефиму.

— Так что вы здесь делаете, я спрашиваю?

— Да вот… — Ефим показал на Фому. — Выбираем костюм.

— Это я и так вижу! Для чего?

— На свадьбу.

— Ты что рехнулся? Вы бы еще в салон для новобрачных пошли!

— Это мысль, — усмехнулся Ефим.

— А с кем, кстати? — вдруг подозрительно нахмурилась Вера. — С Ириной что ли? Или уже с этой?!

— Так, това… — Продавщица запнулась, клиенты ей и раньше не нравились, а теперь, после прихода дикой хищницы, уже явно не тянули на товарищей. — Вы выбираете или?..

Ефим тряхнул головой, богемно разбрасывая свой хаер по сторонам.

— Невесту уже выбрали, Нинпална!

— Так, все понятно! — сказала Вера, и повернулась к Фомину. — Андрон!

Он отпустил брюки, они аккуратно легли у его ног.

Нина Павловна с демонстративным возмущением не отвернулась: пусть будет стыдно!

— Андрон, на ком он тебя женит?

— На тебе, сказал…

Если бы дама от конфекциона носила брюки, она бы их тоже отпустила теперь, во всяком случае, мышцы живота у нее непроизвольно сократились и вид стал более заинтересованный, то есть менее замкнутый на себе и обиде, нанесенной главному магазину страны, в ее лице. Она с нескрываемым торжеством сочувственно кивала головой Вере: «ну надо же, слава Богу, и у вас неприятности!.. А эти-то голубчики!.. — Нина Павловна с такой же любовью посмотрела на Ефима и Фому. — То-то они о похоронах! Как же я сразу? Видно же невооруженным взглядом!..»

Теперь она чувствовала себя здоровым человеком среди содомитов и гламуритов большой столицы мегаполиса империи непреходящего солнца. Но то, что произошло дальше, опять потрясло ее здоровый душевный строй (только уличным шахматистам знаком этот шок, когда тебе говорят: шах! шах! шах!.. мат! — и часами по голове), потому что Вера взвизгнула и бросилась к Ефиму, потом к Фоме (тот опять выронил брюки, но Нина Павловна уже не получала этического удовлетворения).

— Правда?! — Потом снова к Ефиму. — Какой ты молодец, Фимочка! Я тебя люблю!

А потом вдруг — к продавщице.

— Я уже