Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сказать, что Нина Павловна понимала Веру, значит ничего не сказать, она ее просто ненавидела. Застать мужа с любовником, потом получить этого любовника от мужа себе в подарок и все это в родном магазине, в её отделе! Практически на Красной площади, в виду неуспокоенной могилы! На сорок пятом году безрадостной жизни!.. Удавиться мало!.. Когда же эти новые русские сдохнут в страшных мучениях? Когда их, наконец, расстреляют, как в сибирском городке?.. Молитва ее понеслась прямо в отдел мщения, минуя благодатный, прямо к зазубренному ножу архангела Самаэля.
— Он его уговорил! — интимно прошептала Вера Нине Павловне, не замечая лютого холода в глазах продавщицы или пренебрегая им от великой радости.
— Милочка, я должна вам сделать подарок!.. Андрон!.. Ефим, ну одень же ему брюки, что он стоит, как Микки Рурк? Здесь же дамы!
— Вы замужем?.. — Заглянула Вера в глаза продавщице.
Подарок, от этой сучки в дорогущей коже и еще хищно дышащей, свежей чернобурке… он должен быть… — прикинула Нина Павловна, и быстро перестроилась.
— Мне повезло не так, как вам, — уклончиво сказала она, потому что не могла решить, что лучше: замужество, вдовство, девичество? — что больше тронет эту суку?
Вера впервые внимательно посмотрела на нее и все поняла.
— Не говорите, вижу. У вас все будет хорошо! — сказала она, понижая голос. — И с мужем, который обретет твердый заработок, и с вами, и с двумя любовниками…
— Ну что вы, какие любовники? — разочарованно выдохнула продавщица (она вообще-то расчитывала на деньги, а фразой «все будет хорошо» она наелась до оскомины, муж дарил это обещание на каждый праздник, вместо подарка и праздник превращался в будень). — Нет у меня никаких…
— Будут! — коротко бросила Вера, и вдруг придвинулась к продавщице вплотную.
— Я вам говорю, будут! — с ведьмаческим блеском в глазах повторила она снова, дотрагиваясь до живота Нины Павловны и проводя рукой над самым лоном.
Нина Павловна вздрогнула от неожиданности и хотела было возмутиться, как вдруг почувствовала, что в её остывшем и черством лоне, возникла сладкая и горячая струя, которая распустилась запретным цветком, тем, что стыдишься, таишь, но лелеешь и на горячей подушке, и в толпе.
Секунды не прошло, а обещание Веры уже не казалось ей злой насмешкой. Нежный и порочный цветок распускался в ней твердой уверенностью будущих любовных утех.
Такой многообещающей ласки она не получала ни от одного мужчины, даже в молодости, когда… ах, добрый старый ГУМ, когда лучшие мужчины страны, приезжали сюда откупаться от жен и любая продавщица казалась им московской штучкой. Ах, Альберт, Альбертик, где ты?..
Только теперь она осознала, что вообще сказала эта странная дамочка в чернобурке. Откуда она узнала, что у мужа нет твердого заработка (по совести, вообще, ничего твердого!) и они живут, вчетвером, на ее нищенский оклад?.. И что она стыдится его, даже на этой проклятой работе?.. Правда, любовников, действительно не было, давным-давно, но… теперь она твердо знала, что будут, слишком вольно распустился этот странный, хищный цветок в ней. Во всех смыслах распустился.
— Оделись уже?.. — Бросила Вера Ефиму и Фоме, которые копошились в примерочной, и снова повернулась к продавщице…
Когда Нина Павловна пришла в себя, она с удивлением обнаружила, что ни дамы, ни ее мужа с любовником в магазине уже нет. И вообще никого в отделе!.. Только она, с банкнотой в тысячу дойчмарок в руках. «Это вам на разгон, милочка!» — еще звучали в ее ушах слова странной незнакомки.
Мысль о салоне для новобрачных, подсказанная Верой, вдохновила Ефима. Туда! Только там, по его словам, могут отбить всякое желание жениться.
— А ты? — спросил он у Веры. — Карден, Миота, Лагерфельд или Унгаро твой экстремальный? Только умоляю, это свадьба, хотя бы трусики оставь подвенечные!.. Возможно, будут люди.
— Трусики и фату до пола! — плотоядно улыбнулась Вера. — Разберусь!.. — И исчезла, запечатлев на них несмываемые поцелуи «ревлона» и благоухающие слова:
— Я вас люблю!..
Салон проката “Золушка французская” гостеприимно распахнул свои двери. Собственно, он их никогда и не закрывал, так и стоял настежь, день напролет. «Любые брачные приспособления напрокат!» — гласило объявление при входе. И действительно, приспособления были любые, вплоть до хлыста «семихвоста» с вольфрамовыми спиральками вставок для подключения к автомобильному аккумулятору, если отключат свет в комнате переговоров, где обычно встречаются садо-мазо.
Фома зачарованно шагнул в этот каньон стимуляции.
Резиновые Зины, универсальные и на заказ, как указывалось «под размер», все как одна, с кругло удивленными ртами, уставились на него с бесстыдством малолетних проституток. А на них и на витринах!.. Трусики самоудовлетворения «вечный кайф» и панталоны бескорыстные, с мохнатыми «кольцами любви». Наручники а ля «я твоя, прикроватная» и презервативы с пупырышками, канавками, кольцами, ребрами, с ежами «дорожный патруль» и «оборона Москвы»…
Ефим восхищенно цокал: постмодернизм добрался до самых потаенных мест и тут уже расцвел пышным цветом. Гибель империи!..
— Да! — сокрушался он. — Святую Русь ждет судьба Рима! Первое, что откопали в Помпеях, фаллические указатели на кварталы развлечений и вагинообразные плошки для солдат, pocket…
А вернисаж только разворачивался, демонстрируя уровень проникновения человечества, этакое эротическое предчувствие появления нового человека, свободного, раскованного…
— Теперь мне понятно это странное выражение: Москва — Третий Рим и четвертому не бывать!.. Жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе, Фома! Смотри! Выставка достижений народного оргазма! Все-таки любит народ достигать!..
И Фома смотрел…
Органопластика мужская, типа «град» и «томагавк», или в виде кольта сорок пятого колибра, с девизом «давай, сдавайся!», и — женская, типа «киса-катюша» и «сотовый телефон», который призывно откликался: «перезвони еще раз!», в то время как «катюша» мяукала: «засади фашистке!»… Далее, вожжи с шипами и седлом унисекс для мужчины и женщины, еще дальше сбруя для измученных разлукой, кухонные и ванные передники с бюстом для крупы и мыла, маски, мази возбуждающие и тормозящие, глушилки и затычки всех