— Чтоб вам пропасть! Вы что же, хотите сказать..,господи, Эшли, неужели вы купились на эти разглагольствования преподобногоУоллеса насчет грязных денег?

— Мне не надо было покупаться. Я был убежден в этомзадолго до того, как Уоллес начал произносить свои проповеди.

— Тогда, значит, вы считаете, что все мои деньги —грязные? — воскликнула Скарлетт, начиная злиться. — Потому что наменя работали каторжники, и у меня есть салун, и…

Она вдруг умолкла. Вид у обоих Уилксов был смущенный, а Реттшироко улыбался. «Черт бы его подрал, — в пылу гнева подумалаСкарлетт. — Он, как и Эшли, считает, что я опять суюсь не в свои дела. Такбы взяла и стукнула их головами, чтобы лбы затрещали!..» Она постараласьпроглотить свой гнев и принять вид оскорбленного достоинства, но это ей неслишком удалось.

— В общем-то, меня ведь это не касается, —промолвила она.

— Скарлетт, только не считайте, что я осуждаю вас!Ничего подобного! Просто мы по-разному смотрим на многое и то, что хорошо длявас, может быть совсем не хорошо для меня.

Ей вдруг захотелось остаться с ним наедине, отчаяннозахотелось, чтобы Ретт и Мелани были на другом конце света, и тогда она моглабы крикнуть ему: «Но я хочу смотреть на все так же, как ты! Скажи мне только —как, чтобы я поняла и стала такой же!» Но в присутствии Мелани, которую отогорчения била дрожь, и Ретта, стоявшего прислонясь к стене и с усмешкойглядевшего на нее, она могла лишь сказать как можно более холодно, оскорбленнымтоном:

— Конечно, это ваше дело, Эшли, и я и не помышляю учитьвас, как и что делать. Но я все же должна сказать, что не понимаю вашей позициии ваших суждений.

Ах, если они были одни и она не была вынуждена говорить сним так холодно, произносить эти слова, которые огорчали его!

— Я обидел вас, Скарлетт, хотя вовсе этого не хотел.Поверьте и простите меня. В том, что я сказал, нет ничего непонятного. Просто ядействительно верю, что деньги, нажитые определенным путем, редко приносятсчастье.

— Но вы не правы! — воскликнула она, не в силахбольше сдерживаться. — Посмотрите на меня! Вы же знаете, откуда у меняденьги. И вы знаете, как обстояло дело до того, как они у меня появились! Вы жепомните ту зиму в Таре, когда в доме стоял такой холод, и мы резали ковры,чтобы сделать подметки для туфель, и нечего было есть, и мы ломали голову, незная, где будем брать деньги на обучение Бо и Уэйда! Пом…

— Я все помню, — устало сказал Эшли, — но япредпочел бы это забыть.

— Ну, вы едва ли можете сказать, что кто-либо из насбыл тогда счастлив, верно? А посмотрите на нас сейчас! У вас милый дом ихорошее будущее. А есть ли у кого-нибудь более красивый дом, чем у меня, илиболее нарядные платья, или лучшие лошади? Ни у кого нет такого стола, как уменя, никто не устраивает лучших приемов, и у моих детей есть все, что онихотят. Ну, а откуда я взяла деньги, чтобы все это стало возможным? Сорвала сдерева? Нет, сэр! Каторжники и арендная плата с салуна, и…

— Не забудьте про того убитого янки, — вставилРетт. — Ведь это с него все началось.

Скарлетт стремительно повернулась к нему, резкие слова ужеготовы были сорваться у нее с языка.

— И эти деньги сделали вас очень, очень счастливой,верно, дорогая? — спросил он этаким сладким, ядовитым тоном.

Скарлетт поперхнулась, открыла было рот, быстро огляделавсех троих. Мелани чуть не плакала от неловкости, Эшли вдруг помрачнел и замкнулся,а Ретт наблюдал за ней поверх своей сигары и явно забавлялся. Она хотела былокрикнуть: «Ну конечно же, они сделали меня счастливой!» Но почему-то не смоглаэтого произнести.

Скарлетт заметила, что после ее болезни Ретт изменился, ноне была уверена, нравится ли ей то, что с ним произошло. Он стал воздержан ввыпивке, спокоен и всегда чем-то озабочен. Он чаще ужинал теперь дома, добрееотносился к слугам, больше уделял внимания Уэйду и Элле. Он никогда невспоминал прошлое, даже если это было что-то приятное, и, казалось, молчазапрещал и. Скарлетт касаться этого в разговоре. Скарлетт вела себя мирно — отдобра добра не ищут, — и жизнь текла довольно гладко — с внешней стороны.Ретт держался безразлично-вежливого тона, который принял в отношении нее, когдаона начала выздоравливать, не говорил ей колкостей, мягко растягивая слова, ине ранил своим сарказмом.

Она поняла теперь, что, распаляя ее раньше своими ехиднымизамечаниями и вызывая на горячие споры, он поступал так потому, что его трогаловсе, что она делает и говорит. Сейчас же она не знала, трогает ли его хотьчто-то. Он был вежлив и безразличен, и ей не хватало его заинтересованности —пусть даже ехидной, — не хватало былых пререканий и перепалок.

Он держался с ней мило, но так, точно она ему совсем чужая,и глаза его, раньше неотрывно следившие за ней, вот так же следили теперь заБонни. Такое было впечатление, точно бурный поток его жизни направили в узкийканал. Порою Скарлетт казалось, что если бы Ретт уделял ей половину того вниманияи нежности, которыми он окружал Бонни, жизнь стала бы иной. Порой ей было дажетрудно улыбнуться, когда люди говорили: «До чего же капитан Батлер обожествляетсвою девочку!» Но если она не улыбнется, людям это может показаться странным, аСкарлетт не хотелось признаваться даже себе в том, что она ревнует к маленькойдевочке, тем более что эта девочка — ее любимое дитя. Скарлетт всегда хотелосьзанимать главное место в сердцах окружающих, а сейчас ей стало ясно, что Ретт иБонни всегда будут занимать главное место в сердце друг друга.

Ретт часто возвращался домой поздно ночью, но всегда былтрезв. Скарлетт нередко слышала; как он тихонько насвистывал, проходя поплощадке мимо ее закрытой двери. Иногда вместе с ним в дом приходили какие-толюди и сидели в столовой, разговаривая за коньяком. Это были не те люди, скоторыми он пил в первый год после их свадьбы. Богатые «саквояжники»,подлипалы, республиканцы не появлялись больше в доме по его приглашению.Скарлетт, подкравшись на цыпочках к перилам лестничной площадки, прислушиваласьи, к своему изумлению, часто слышала голоса Рене Пикара, Хью Элсинга, братьевСиммонсов и Энди Боннелла. И всегда там были дедушка Мерриуэзер и дядя Генри.Однажды, к своему удивлению, она услышала голос доктора Мида. А ведь все этилюди когда-то считали, что Ретта мало повесить!

Эта группа была неразрывно связана в ее сознании со смертьюФрэнка, а поздние возвращения Ретта еще больше приводили ей на память времена,предшествовавшие налету ку-клукс-клана, когда Фрэнк расстался с жизнью. Она сужасом вспоминала слова Ретта о том, что он даже готов вступить в этот ихчертов клан, лишь бы стать уважаемым гражданином, хотя он надеется, что господьбог не наложит на него столь тяжкого испытания. А что, если Ретт, как Фрэнк…