Экономическая депрессия, от которой понесла потери Республика в начале и середине 1620-х гг., была вызвана отчасти внешними факторами: это были трудности в сферах коммерции, навигации, промышленности, финансов, налогообложения и других, связанных с войной издержек, и крайне тяжелая стратегическая ситуация. Но она не ограничивалась только указанными обстоятельствами. Это был также политический, общественный и религиозный кризис, ибо в то время Штаты Голландии действительно потеряли свою «душу» и утратили главенство. С каждым годом становилось все яснее, что система, созданная Морицем и контрремонстрантами в 1618 г., в условиях военного положения трещала по всем швам. Контрремонстранты создали правительство, зависевшее исключительно от персоны штатгальтера, в лице которого были сосредоточены власть и авторитет. Когда здоровье Морица стало ухудшаться, система становилась все более неэффективной. К 1623 г. плачевное состояние здоровья принца и ожидание его близкой кончины стали постоянными темами разговоров в Гааге. Карлтон, в декабре 1623 г., докладывал, что принц «тяжело болен». В любом случае, как только голландско-испанская война возобновилась, стало очевидным, что было невозможно совмещать командование армией с функциями главы правительства в Гааге. В качестве главнокомандующего войск Республики Мориц был вынужден подолгу отсутствовать, разделяя тяготы лагерной жизни вместе с солдатами и наблюдая за оборонительными укреплениями, и, находясь на передовой, не мог полностью контролировать дела в Гааге. Мориц не имел другого выбора, кроме как передачу большей ответственности и власти Делегированным Советам и пенсионарию Голландии, Дейку, который считался лишь чуть менее неспособным, чем Андрес де Витт. Более того, сотрудничество между знатными подчиненными и фаворитами принца явно ухудшилось. В частности, былая дружба между ван ден Бохорстом и ван Арссеном в 1621 г. сменилась враждой, в ходе которой последний стремился занять место первого в качестве главы голландского рыцарства. С этой целью ван Арссен пытался отправить ван ден Бохорста послом в Париж, но Мориц, оказавшись перед выбором, принял сторону ван ден Бохорста и удалил ван Арссена в Венецию.

В основе кризиса лежала неспособность режима Морица обеспечить тесное сотрудничество Штатов Голландии и голландских городских советов. Мориц и контрремонстранты ослабили Штаты Голландии и, таким образом, Генералитет, сосредоточив рычаги управления в руках штатгальтера и его окружения. Но Мориц и его фавориты по-прежнему опирались на регентов, которых они ввели в состав городских советов и Делегированных Советов для обеспечения стабильности в городах, повышения налогов и получения финансовых средств, без которых ни государство, ни армия не могли выполнять свои функции. Однако новые люди, появившиеся в ратушах в 1618 г., оказывались просто некомпетентными. Не вызывает сомнений, что насмешки, связанные со снобизмом, которыми предводители арминиан осыпали тех, кто узурпировал их места, во многом были вызваны предубеждением и несправедливы. В то же время они имели некоторые фактические основания. Среди «новых регентов» было мало способных людей. Штаты Голландии оставались слабыми и пассивными. К 1623 г. Делегированные Советы столкнулись с большими трудностями в попытке убедить городские советы дать добро на введение новых налогов для покрытия военных расходов. Неудача была вызвана политической слабостью и бездействием регентов, и обострением межфракционной борьбы в городских советах. Карлтон сообщал о «беспорядках, которые вспыхивают на этих ассамблеях (особенно в Голландии) из-за частных интересов и соперничества, которые становятся помехой для всяких общественных действий». Самым неблагоприятным аспектом ухудшившейся обстановки в городских советах для штатгальтера был распад контрремонстрантской партии в Амстердаме. Несмотря на приход в амстердамский городской совет в 1618 г. большого числа контрремонстрантов, к 1621 г. стало очевидно, что их режим в Амстердаме переживает тяжелые испытания. Проблема Паува заключалась в том, что теологическая основа контрремонстрантизма в амстердамском городском совете была крайне ограниченной. Паув управлял при поддержке регентов-«политиков», таких, как Хендрик Худде и Хендрик Рейнст, более интересовавшихся коммерцией и купеческими вопросами, чем теологической полемикой. Коммерческий упадок сильно ощущался в Амстердаме, и группа Паува не сумела выдержать его. Городской совет распался, и после новогодних выборов 1622 г. главенство Паува было нарушено. Трое из четырех новых бургомистров Амстердама в 1622 г. были противниками политики и воззрений контрремонстрантов. В 1622–23 гг. Паув сохранял некоторое влияние, но к 1624 г. превратился в отыгранную карту. Амстердам отныне перешел под контроль оппонентов контрремонстрантского блока. Ослабленный экономическим упадком и необходимостью повышать налоги, режим был еще более подорван упорством ремонстрантов. По общему мнению, война усилила патриотические настроения и страх перед последствиями междоусобной распри, — и то, и другое укрепляло позиции контрремонстрантов. Ремонстранты опасались, что их будут третировать как непатриотическую партию, вступившую в сговор с Испанией, оппозиция которой ослабляла Республику. Но в то же самое время, Морицу пришлось вывести войска, стоявшие гарнизонами в Голландии и Утрехте, на внешнюю оборонительную линию Республики, и это обстоятельство неизбежно привело к уменьшению масштабов репрессий против ремонстрантов. Гроций, Уттенбогарт и Епископий были крайне обеспокоены дилеммой, перед которой они оказались. Они чувствовали растущую слабость контрремонстрантского режима и возможность восстановить влияние собственной партии, но видели также угрозу раскола и опасность, которую она представляла для Республики и для них самих.

Учитывая большой размах контрремонстрантских репрессий в 161821 гг. и глубокое недовольство там, где поддержка ремонстрантов оставалась сильной, смягчение прежних суровых мер неизбежно должно было привести к разрушительным последствиям. Когда войска покинули Схонховен, направляясь в приграничные крепости, ремонстранты «собрались на рыночной площади» и начали «проповедовать перед ратушей, пока туда не было отправлено полроты [солдат] из Тергоеса [Гоеса]». «Очевидно, — комментировал Карлтон, — что арминианские города будут спокойными только до тех пор, пока в них размещены гарнизоны, содержание которых, однако, вдобавок к увеличению их армии, становится непосильным бременем; по их (голландцев) подсчетам, кроме всех прочих бедствий, вызванных этой фракцией, государственный долг уже вырос ныне до двух с лишним миллионов [из-за расходов на содержание дополнительных войск]».

В этой хронической ситуации Мориц мог только разжигать пожар войны в Германии, подбивая Англию и Данию увеличить оказываемую протестантам помощь, и пытался ввести в заблуждение Брюссель потоком двусмысленных и уклончивых мирных предложений. Мориц, болевший всю зиму 1622–23 гг., отправлял послания, указывая, что он готов рассмотреть в данный момент существенные уступки Испании. Спинола и Пекиус с конца 1622 г. испытывали все больший оптимизм, что поток тайных депеш, исходивший от Морица, предвещал длительное перемирие, с такими уступками с голландской стороны, которых было бы достаточно, чтобы удовлетворить гордость испанцев и покончить с войной в Нидерландах. В Мадриде министры Филиппа IV, столкнувшиеся с собственными крупными финансовыми трудностями, разошлись во мнениях относительно того, как им реагировать на донесения от инфанты и Спинолы. Некоторые министры короля считали, что новое перемирие возможно и должно быть заключено. Однако, фаворит Филиппа IV, влиятельный граф-герцог Оливарес, придерживался жесткой линии, настаивая, что приемлемая основа для переговоров пока еще отсутствует.