Фредерик-Хендрик, самая привлекательная личность среди принцев Оранских, уступавший только Вильгельму Молчаливому, свыше двух десятилетий играл ведущую роль в голландской политике. Он обладал осторожным и методичным характером своего брата, но был лишен его угрюмости и мстительности. Он был государственным деятелем, который неизменно предпочитал компромисс и поиск «золотой середины» радикальным мерам. Роберт Фруин, отец современной голландской историографии, применял к нему изречение «fortiter in re, suaviter in modo» («По существу дела — твердый, по способам — мягкий» (лат.)). Более светский человек, чем Мориц, больше любивший внешний блеск и почести, он стал прославленным военачальником и одним из блестящих вельмож Европы. Обладая утонченным вкусом — часто с ярко выраженным французским оттенком, унаследованным от матери, Луизы де Колиньи, — и интеллектуальными интересами, Фредерик-Хендрик несравненно превзошел Морица в качестве покровителя изящных искусств. В более поздние годы жизни, когда мрачное уныние 1620-х гг. развеялось, он тратил большие суммы денег на украшение своего дворца и постройку новых, особенно Нордейнде в центре Гааги, и, в конце жизни, Хейстен-Босх, в ее окрестностях. Среди художников, которым он покровительствовал в 1630-х и 1640-х гг., были Рембрандт, Ливенс, Хонтхорст, ван Кампен, ван Поленбург и Морель, хотя он также заказывал много картин более барочного характера знаменитым южнонидерландским художникам, включая Рубенса и ван Дейка. В художественных и интеллектуальных вопросах он руководствовался советами своего разносторонне образованного секретаря, Константина Хюйгенса (1596–1687), сына чиновника-беженца из Брабанта, который был секретарем Государственного совета. Хотя и контрремонстрант, и оранжист по убеждениям, Хюйгенс был главным знатоком в Республике по части искусств, архитектуры и культуры в целом, и сам увлекался поэзией. Значительное влияние на принца оказывала также его жена, Амалия фон Сольмс, дочь кальвинистского графа Сольмса-Браунфельса, на которой он женился за три недели до смерти Морица. Бывшая фрейлина и близкая подругам королевы Елизаветы Богемской при ее «дворе в изгнании» в Гааге, Амалия поощряла честолюбие и династические амбиции Фредерика-Хендрика и внесла немалый вклад в атмосферу роскоши и уточненной элегантности, которой отличался двор штатгальтера.

Первоначально Фредерик-Хендрик был капитан-генералом Союза, но еще не штатгальтером, так как каждая провинция должна была утвердить его в этом качестве и составить условия его «полномочий». Таким образом, он сразу наследовал титул принца и звание главнокомандующего армией, но не политическую власть Морица. В результате в критический момент своей истории Республика на несколько месяцев осталась без штатгальтера. К 1624 г. стало ясно, что контрремонстранты были не в состоянии консолидировать власть, захваченную ими в 1618 г. Гроций узнал, за месяц до смерти Морица, от своего зятя, что «благонамеренная партия» взяла верх не только в традиционных центрах арминианской поддержки, но также в Дордрехте и нескольких зеландских городах, где ранее ей недоставало сторонников. Особенно вдохновлял ремонстрантов уход с политической сцены Паува в Амстердаме и поражение контрремонстрантов в Дордрехте, где было мало «теологических» арминиан, но где контроль перешел к умеренной группе «политиков».

Пример Дордрехта показывает, что подъем политического «арминианства» в Голландии и Зеландии в середине 1620-х гг. нельзя считать признаком возрождения ремонстрантизма. В качестве конфессионального блока ремонстрантизм сохранил значение только в нескольких городах и везде отступал под натиском репрессий как географически, так и в смысле народной поддержки, даже там, где движение имело наиболее глубокие корни — в Роттердаме, Гауде, Амстердаме, Хорне, Гааге и в их окрестностях. После 1618 г. было много случаев, когда бывшие ремонстранты переходили к католикам или вливались в другую конфессию (см. выше, стр. 479–80).

Рост политического «арминианства» в середине 1620-х гг. скорее следует рассматривать в качестве отдельного, хотя и связанного, явления. Дело в том, что партийно-фракционная борьба в городских советах приводила к появлению рыхлых коалиций, в которые наряду с представителями старинных регентских фамилий, тесно связанных с определенной конфессиональной платформой, такие как ван Лоденстейны в Делфте или Стейны в Харлеме, проникали оппортунисты и «политики», считавшие подходящим присоединиться к ним. Таким образом, многие регенты (и другие) становились под знамя контрремонстрантов, не обязательно разделяя при этом идеологические убеждения ревностных приверженцев кальвинистской ортодоксии или политические и социальные взгляды, связанные с контрремонстрантизмом, такие, как нерушимая верность Союзу, штатгальтеру, заинтересованность в колониальных компаниях или войне против Испании, или энтузиазм к подавлению ремонстрантизма, католицизма и (за пределами нескольких оговоренных мест) лютеранства, или иудаизма и других вероучений.

Политическое «арминианство» выросло из гонений светских властей и было отчасти реакцией на упадок влияния Голландии после переворота Морица 1618 г., также как торговую депрессию, начавшуюся в 1621 г. Но если «арминианство», пришедшее к власти в городских советах Амстердама, Роттердама и других городов в начале и середине 1620-х гг., было в основе своей политическим и светским явлением, то оно имело, тем не менее, далеко идущие религиозные и идеологические ответвления. Политические «арминиане» действовали в обществе, пронизанном теологическими трениями. Подобнотому, как политические «контрремонстранты» усвоили взгляды, которые выходили за пределы чисто религиозной сферы, стремясь получить поддержку со стороны строгих кальвинистов, так и политические «арминиане» вербовали в свои ряды противников преобразованной Реформатской Церкви, и в какой-то мере перенимали их политические воззрения. В сложившейся ситуации это было неизбежно. Политические «арминиане», соответственно, сопротивлялись чаяниям общественной Церкви, пропагандировали терпимость, отвергали войну и желали восстановить преобладание Голландии. Возмущаясь ростом влияния Генералитета и штатгальтера, политические «арминиане» отвергали конституционные принципы переворота Морица, предпочитая принципы Олденбарневельта и Гроция, отстаивая абсолютный суверенитет Штатов Голландии.

После 1618 г. основой власти Морица был его надзор за выборами в городские советы. Но за то время, пока Фредерик-Хендрик не унаследовал его политические функции, этот надзор ускользнул из его рук, хотя теоретически перешел на время «междуцарствия» к Штатам Голландии. Это приостановление полномочий штатгальтера позволило политическим «арминианам» вернуть себе большую часть утраченного ранее влияния в городских советах. Чтобы сохранить и расширить свои преимущества, они нуждались в дружбе Фредерика-Хендрика, а для этого, в свою очередь, сами должны были сделать шаг ему навстречу, устранив разрушительные последствия возрождавшегося религиозного ремонстрантизма. Уттенбогарт (который был наставником молодого Фредерика-Хендрика и остался его другом) написал из Руана, обещая, что он и его последователи не будут пытаться оспорить решения Дордрехтского синода или изменить общественную Церковь в ее существующей форме, а просят только о свободе вероисповедания для их собственной Церкви. Гроций также настаивал на необходимости «обуздания» ремонстрантов в такой критический момент, с целью прекращения распрей и волнений. «Но кто, — спрашивал Гроций своего зятя, — обладает властью приструнить их?»